Антиутопия в творчестве Е. Замятина

Тип работы: Дипломная работа
Бесплатно: Антиплагиат
Объем: 58 страниц
В избранное:

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
1 Теоретические основы изучения творчества Е. Замятина.
1.1 Особенности творчества Е. Замятина.
1.2 Жанр антиутопии. Антиутопия в творчестве Е. Замятина
1.3 Особенности индивидуального стиля Е. Замятина
1.4 Проблемы, затрагиваемые в творчестве Е. Замятина
2 Социальная значимость произведений Е. Замятина
2.1 Модель современного общества в произведениях Е. Замятина
2.2 Пути решения социальных проблем, которые предлагает Е. Замятин в своих произведениях
Заключение
Список использованной литературы

Введениеписатель торчество политический социальный
Наша отечественная литература всегда отличалась от европейской. У нас - настойчивое учительство, проповедническое, идущее от Аввакума, начало, некоторое пренебрежение к форме; там - утонченность, выверенность, изящество, торжество самодовлеющего стиля, завершенность. Замятин - один из немногих в русской литературе европейских писателей, писателей-интеллектуалов.... Эти слова О.Н. Михайлова, известного исследователя творчества Е.И. Замятина, могли бы послужить своеобразным эпиграфом ко всему творческому наследию писателя и публициста.
Творчество Е. Замятина популярно не только среди читателей, но и среди литературных критиков: индивидуальному стилю этого автора и проблематике его произведений посвящены многочисленные исследования, среди которых труды Арсентьевой П.П., Быстровой О.В., Давыдовой Т.Т., Евсеева В.Н., Коломийцева Е.Ю., Скороспеловой Е.Б., Ричардса Д., Шейна А., Гилднер А., Гольдта Р., Норберта Ф., Рассела Р., Шеффлер Л., Геллера Л., Супа В., Хеттени Ж. и многих других. Замятин - один из крупнейших русских писателей XX века, один из зачинателей новой русской литературы советского периода - стал известен широкому кругу современных читателей только в 1988 году, когда в журнале Знамя был опубликован его знаменитый роман-антиутопия Мы. Прошло более десяти лет, почти все произведения Замятина уже опубликованы, но многие факты его творческой биографии остаются неизвестными до сих пор. Однако вклад Замятина в русскую и мировую литературу не может быть переоценен: его произведения отличает глубокая социальность, философские рассуждения о будущем человечества переданы простым и живым языком. 1.Замятин - прежде всего блестящий прозаик, автор рассказов и повестей, ставший первым писателем-антиутопистом, фактический родоначальник этого жанра в литературе. Но также справедливым можно считать и утверждение, что он был одним из лучших русских публицистов первой половины XX века. Вклад Замятина в развитие публицистики и литературной критики еще предстоит оценить и изучить, но бесспорно одно - влияние, которое оказало его творчество на всю последующую русскую, а особенно советскую литературу чрезвычайно велико.
2.Антиутопия противопоставляется утопии, которая еще со времен Томаса Мора и его многочисленных последователей рисовала идеальный облик грядущего мира.
Антитеза утопии возникает в период до крайности обострившихся противоречий как внутри самого капиталистического общества, так и на международной арене, где происходит непрерывное столкновение антагонистических социальных систем. В необычайно сложной исторической ситуации последних десятилетий писателям-фантастам, далеким от марксистской философии, действительно мудрено создавать оптимистические социальные проекции будущего. Оно видится им полным неотвратимых катастроф, вызванных не только слепыми силами природы, но и самим человеком, беспомощным перед демонами разрушения, порожденными его же собственным разумом. У Замятина в его антиутопии Мы в XXVI веке коллективизированное человечество полностью избавлено от зловредного индивидуализма. Все люди носят голубую униформу, снабжены номерными знаками и даже на прогулку выходят батальонами. Они в один час встают, работают под команду, едят пищу в определенные часы, любят по розовым талончикам, и надо всем - единое государство и благодетель человеческого рода, мудро пекущийся о безошибочно-математическом счастье.
Актуальность данного исследования обусловлена необходимостью дальнейшего всестороннего изучения социальной стороны произведений Замятина.
Объектом исследования в данной дипломной работе выступает творчество Замятина.
Предметом исследования является социальное прогнозирование в творчестве Замятина.
Целью работы является рассмотрение проблематики произведений Замятина и выявление общественно-политических взглядов писателя.
Заявленная цель дипломной работы сделала необходимым решение следующих задач:
- изучить биографию Замятина с тем, чтобы выявить факты и события, оказавшие влияние на его творческое мировоззрение;
- выявить особенности индивидуального стиля Замятина;
- определить жанровую принадлежность произведений Замятина;
- рассмотреть художественное время и пространство произведений Замятина;
- рассмотреть социальную проблематику произведений Замятина;
- перечислить пути решения существующих социальных проблем, которые предлагает Замятин в своем творчестве.
Поставленные в работе цели и задачи потребовали использования следующих научных методов: метод анализа научной и критической литературы по творчеству Замятина, метод сплошной выборки материала, метод стилистического анализа, метод обобщения.
Цели и задачи определили структуру дипломной работы, которая состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
Во введении обосновывается актуальность избранной темы, определяются объект и предмет исследования, ставятся цели и задачи работы, перечисляются научные методы, необходимые для их достижения.
В первой главе приводятся теоретические основы изучения творчества Замятина: дается краткая биографическая справка писателя, перечисляются особенности его творчества.
Во второй главе рассматриваются различные аспекты социального прогнозирования в творчестве Замятина: проблематика его произведений, пути решения, которые предлагает писатель в своих работах.
В заключении приводятся выводы, сделанные по итогам исследования.
Список литературы включает в себя - наименований источников, на которые ссылается данная дипломная работа.
Теоретическую базу исследования составили труды исследователей жизни и творчества Замятина: Арсентьевой П.П., Быстровой О.В., Давыдовой Т.Т., Евсеева В.Н., Коломийцева Е.Ю., Скороспеловой Е.Б. и других.
Материалом для практического исследования послужили произведения Замятина: Мы, Алатырь, повести.

1. Теоретические основы изучения творчества Е. Замятина
1.1 Особенности творчества Е. Замятина

Один из крупнейших писателей XX века Замятин Евгений Иванович родился в семье небогатого дворянина 20 января (1 февраля) 1884 в г. Лебедянь Тамбовской губернии (ныне Липецкая обл.). Кроме впечатлений от природы тех мест, с которыми так или иначе были связаны многие русские писатели - Толстой, Тургенев, Бунин, Лесков, Сергеев-Ценский, - большое влияние оказало на Замятина домашнее воспитание. Рос под роялем: мать - хорошая музыкантша, - писал он в Автобиографии. - Гоголя в четыре - уже читал. Детство - почти без товарищей: товарищи - книги. Впечатления лебедянской жизни воплотились впоследствии в повестях Уездное (1912) и Алатырь (1914).
В 1886 Замятин поступил в Воронежскую гимназию. Окончив ее с золотой медалью, в 1902 поступил в Санкт-Петербургский политехнический институт на кораблестроительный факультет. Летняя практика давала будущему писателю возможность путешествовать. Замятин побывал в Севастополе, Нижнем Новгороде, Одессе, на Камских заводах, плавал на пароходе в Константинополь, Смирну, Бейрут, Порт-Саид, Яффу, Александрию, Иерусалим. В 1905, находясь в Одессе, стал свидетелем восстания на броненосце Потемкин, о чем впоследствии написал в рассказе Три дня (1913). Вернувшись в Петербург, принимал участие в революционной деятельности большевиков, за что был арестован и провел несколько месяцев в одиночной камере. Это время Замятин использовал для того чтобы изучать английский язык и писать стихи. Затем был выслан в Лебедянь, но нелегально вернулся в Петербург, откуда вновь был выслан в 1911, уже по окончании института [1,c.67]. Литературный дебют Замятина относится к 1908. Настоящий успех ему принесла публикация в петербургском журнале Заветы повести Уездное. В Уездном писатель изобразил косную, застывшую провинциальную жизнь, символом которой явился звероподобный и безжалостный обыватель Анфим Барыба. Замятин уподобил его старой воскресшей курганной бабе, нелепой русской каменной бабе. Повесть получила высокую оценку современников - в том числе писателей А. Ремизова и М. Пришвина. А. М. Горький спустя семь лет написал о Замятине: Он хочет писать как европеец, изящно, остро, со скептической усмешкой, но, пока, не написал ничего лучше Уездного. Критики находили в повести мотивы, схожие с Мелким бесом Ф.Сологуба. В.Полонский писал о безжалостной правдивости Замятина и вместе с тем отмечал: Симпатия к человеку грязному, пришибленному, даже одичавшему, сквозит на его страницах [2, c.58]. За антивоенную по духу повесть На куличках (1913), героями которой являются не только дальневосточные офицеры и солдаты, но и вся загнанная на кулички Русь, Замятин был привлечен к суду, а номер журнала Заветы, в котором была опубликована повесть, был конфискован. Критик А. Воронский считал, что повесть На куличках - это политическая художественная сатира, которая делает понятным многое из того, что случилось потом, после 1914 года. Будучи высококвалифицированным морским инженером, Замятин продолжал служебные поездки по России. Впечатления от путешествия в 1915 в Кемь и на Соловки отразились в цикле произведений о русском Севере - в частности, в повести Север. В 1916 Замятин был командирован в Англию для участия в строительстве российских ледоколов на верфях Ньюкасла, Глазго и Сандерленда; побывал в Лондоне. Был одним из главных проектировщиков ледокола Святой Александр Невский, после Октябрьской революции названного Лениным. Английские впечатления легли в основу как многочисленных очерков, так и повестей Островитяне (1917) и Ловец человеков (1921). Уважение к людям, обеспечившим высокий уровень развития цивилизации, не помешало писателю увидеть недостатки западного общественного устройства. Повесть Островитяне посвящена изображению тотального мещанства в технократическом обществе, символом которого является в этом произведении викарий Дьюли. В 1917 Замятин вернулся в Петроград. Вскоре стал одной из самых заметных фигур в российской литературной жизни. Оказал влияние на литературную группу Серапионовы братья, с которой был творчески близок. Преподавал в Политехническом институте, читал курс новейшей русской литературы в Педагогическом институте им. Герцена и курс техники художественной прозы в студии Дома искусств, работал в редколлегии Всемирной литературы, в правлении Всероссийского союза писателей, в издательствах Гржебина и Алконост, редактировал несколько литературных журналов. При этом скептически относился ко всяческим всемирным затеям, возникавшим на фоне разрушения цивилизованной жизни. Поездки по Тамбовской, Вологодской, Псковской губерниям также не способствовали историческому оптимизму. В рассказах Мамай (1920) и Пещера (1921) Замятин сравнил эпоху военного коммунизма с доисторическим, пещерным периодом развития человечества. Наблюдения над тоталитарным обществом художественно воплотились в фантастическом романе-антиутопии Мы (1920, на русском языке опубликован в США в 1952). Роман Мы стал первым в череде европейских романов-антиутопий - Прекрасный новый мир О. Хаксли, Звероферма и 1984 Дж. Оруэлла, 451 градус по Фаренгейту Р. Брэдбери и др. Замятин отправил рукопись Мы в берлинский филиал издательства Гржебина. В 1924 текст был переведен на английский язык и опубликован в Нью-Йорке. Несмотря на отсутствие публикаций в СССР, роман подвергся идеологическому разгрому советских критиков, читавших его в рукописи. Д. Фурманов увидел в Мы злой памфлет-утопию о царстве коммунизма, где все подравнено, оскоплено. Другие критики посчитали, что Замятин готов встать на путь обывателя, брюзжащего на революцию[3,c.100]. В 1929 были сняты с репертуара МХАТа пьеса Замятина Блоха, запрещена постановка его трагедии Атилла (1928). Не была поставлена и пьеса о преследовании еретиков Огни святого Доминика (1923). В 1931, понимая бесперспективность своего дальнейшего существования в СССР, Замятин обратился к Сталину с письмом, в котором просил разрешения на отъезд за границу, мотивируя свою просьбу тем, что для него как для писателя именно смертным приговором является лишение возможности писать. Решение об эмиграции нелегко далось Замятину. Любовь к родине, патриотизм, которыми проникнут, например, рассказ Русь (1923), - одно из лучших тому свидетельств. Благодаря ходатайству М. Горького в 1932 Замятин смог выехать во Францию. Умер Замятин в Париже 10 марта 1937 [4,c.317]. Замятин - прежде всего блестящий прозаик, автор рассказов и повестей, ставший первым писателем-антиутопистом, фактический родоначальник этого жанра в литературе. Но также справедливым можно считать и утверждение, что он был одним из лучших русских публицистов первой половины XX века. Вклад Замятина в развитие публицистики и литературной критики еще предстоит оценить и изучить, но бесспорно одно - влияние, которое оказало его творчество на всю последующую русскую, а особенно советскую литературу чрезвычайно велико. Но, к сожалению, если его проза в последние годы стала известна многим российским читателям, то его публицистика до сих пор находится почти в забвении, а ведь когда-то многие, в том числе, например, М.Горький, М.Волошин, считали его великолепным публицистом, хотя некоторые современники и не были вполне согласны с его общественно-политическими взглядами.Замятинская публицистика имеет свои ярко выраженные особенности [5,c.60]. Во многом его манера писать и отношения к современности отличают статьи Замятина от произведений других авторов. Исходя из строгого определения публицистики как общественно-политической литературы, являющейся способом организации и передачи социальной информации, многие тексты Замятина трудно отнести к этой стороне литературного творчества, но все же большая часть исследователей без каких-либо оговорок употребляет этот термин. В одной из статей, посвященной именно этой теме утверждается, в частности, что публицистика Замятина прямо продолжает вековые традиции русской публицистической мысли, имеющей свои, явно отличные от общеевропейских, особенности. В пятидесятые-семидесятые годы изучением творческого наследия Замятина занимаются в основном исследователи русского зарубежья и иностранные специалисты. Их работы послужили началом признания его как одного из великих русских классиков XX века (наравне с М. Булгаковым и И. Бабелем). Наиболее полной работой о творчестве Замятина является до сих пор единственная научная биография, которую опубликовал в 1968 г. в Лос-Анджелесе известный американский исследователь Алекс Майкл Шейн. Объемный труд Шейна включает в себя подробное описание жизни и творчества Замятина. Большое внимание автор уделяет его публицистике, используя для сравнения примеры из советской периодики тех лет[6,c.57]. В 60-е годы в СССР постепенно начинают появляться немногочисленные публикации о творческом наследии Замятина, переиздаются некоторые критические статьи, написанные о нем в 20-е годы . Но сами произведения не переиздаются. Как и раньше, считается, что все послереволюционное творчество Замятина проникнуто враждебным отношением к революции, глубоким пессимизмом. А его статья Я боюсь объявляется высокомерной, оценивающей современную литературу с позиций чистого искусства. Замятина даже сравнивают с одним всеми забытым критиком, который тоже писал о литературе высокого ранга и о литературе упрощенного содержания, рассчитанной на огромные слои. В 70-е годы отношение к Замятину становится более благосклонным, и теперь его рассматривают как писателя всего лишь не понявшего революционной действительности.

1.2 Жанр антиутопии. Антиутопия в творчестве Е. Замятина

Роман-антиутопия появился в мировой литературе XX века как противопоставление роману-утопии. Его появление было обусловлено, прежде всего, историческими и социальными факторами. Поэтому роман-антиутопия изначально является предметом изучения не только литературы, но и философии, истории, социологии, политологии, поскольку он является ярким отражением процессов, происходящих в обществе, а также идеологии народа. Тем не менее, роман-антиутопия является, прежде всего, литературным произведением, поэтому последние десятилетия ознаменовались интересом к поэтике и стилистике этого литературного жанра, в частности в работах Арсентьевой П.П., Давыдовой Т.Т., Евсеева В.Н., Лазаренко О.В., Лапина Б.А., Скороспеловой Е.Б. и многих других. Антиутопия представляет собой изображение пороков общества, построенного в соответствии с тем или иным социальным идеалом. Помимо термина антиутопия, в научной критической литературе также встречаются термины дистопия и негативная утопия [7,c.81]. Антиутопия как жанр изначально противопоставлялась утопии, основы которой были заложены Томасом Мором в его одноименном произведении. В традиционном обществе утопия ретроспективна, это значит, что авторы утопии, как правило, обращаются к временам предков, повествуя о некогда существовавших странах с идеальным общественным укладом. Идея Мора получила развитие в произведении итальянского писателя Кампанеллы Город солнца (1623), а затем английским философом Ф. Бэконом в Новой Атлантиде. Утопия всегда проникнута историческим оптимизмом, она создает модель идеального общества, где каждый человек счастлив, выполняя свою функцию. Всегда и везде воспитатели пытались сформировать других, исходя из своего миросозерцания. Но... никогда и нигде у воспитателей (если здесь уместно это слово) не было столь огромной силы. Как правило, им удавалось и удается немногое. Когда мы читаем у Платона, что детей нельзя растить в семье, у Элиота - что мальчик должен видеть до семи лет только женщин, а после семи - только мужчин, у Локка - что ребенка надо обувать в тонкие башмаки и отучать от сочинения стихов, мы испытываем благодарность к упрямым матерям и нянькам, а главное - к упрямым детям, сохранившим человечеству хоть какое-то здравомыслие. Однако человекоделы удачливого века будут оснащены самой лучшей техникой и сумеют сделать именно то, что хотят. Антиутопия (или дистопия, какотопия, то есть плохое место) с ее негативистским пафосом с рассуждением Гадамера, вроде бы, вяжется плохо. Просто отрицает саму возможность возвещения мира. Тем более что, согласно утверждению одного из исследователей утопического образа мышления Е.Шацкого, то, что роднит негативные утопии с позитивными - это, по сути дела, способ видения мира. В обоих случаях перед нами черно-белый мир, хотя ценности меняются на противоположные и белое становится черным, а черное белым. И действительно, утопия, живописующая возможную воплощенность идеала в хорошем месте, опровергается дистопией, утверждающей, что реализация идеалов обязательно приведет к созданию плохого места. Идеальные города-государства, управляемые мудрыми правителями посредством совершенных законов (утопии Мора, Кампанеллы, Бэкона и т.д.), в антиутопиях Хаксли, Брэдбери, Оруэлла и др. предстают разновидностями тюрем и казарм, а вместо духа законов - рабство и изощренное подавление импульсов свободы. Утопия как гуманистический образ совершенного общежития замещается в дистопиях образом конвейера для изготовления человеческих особей [8,c.625].
Если верно умозаключение о том, что в феноменологическом плане утопия, тематически целостный дискурс, занята одним - упразднением отчуждения, то антиутопия, казалось бы, утверждает непреодолимость отчуждения...В конечном итоге утопии как жанру дистопия противостоит как антижанр (ибо в своем историческом становлении утопия создала почтенную традицию, а ее антипод сравнительно молод).Если утопия является, по словам Ст.Лема, изложением определенной теории бытия при помощи конкретных объектов, то дистопия - критика (деструкция) теорий, претендующих на благоустройство общественного бытия. В результате идеальное предстает безыдеальным, разумное - неразумным, справедливое - несправедливым, мудрое - немудрым...Дистопия создает ситуацию коллапса, угрожающего жизни состояния, когда начала человеческого общежития демонстрируют свою исчерпанность и существование превращается в своего рода черную дыру.
Но если герои дистопий говорят на новоязе, как у Оруэлла в 1984, если книги сжигаются, как у Брэдбери в романе 451 градус по Фаренгейту, если автор записок в Мы после лоботерапии умирает и как автор, и как читатель (ибо понять самим написанное оказывается не в состоянии) - то на что рассчитывает создатель антиутопийного сочинения, прогнозируя тотальную гибель слова и понимания? Не остается ли признать, что Г. Уэллс, Э. Бёрджес, Р.Шекли, А. Платонов, утратив веру в какой-либо смысл бытия, в сообщительность творчества, в еще большей степени, чем сочинители, пишущие недистопийные тексты, заняты лишь перманентным психоанализом, стремясь к деневротизации сознания при художественно-филологической-научно й терапии путем позитивного переноса своей травмы на создаваемый текст? Деневротизация, конечно, имеет место. Но все-таки нам ближе позиция Г.Морсона, писавшего, что если для многих утопий традиционная литература - это то, что надо преодолеть, то для дистопии это то, что надо возродить: вот почему открытие личности и истории превращается для ее героя в открытие доутопических авторов .Доутопические авторы - это и те, кто претворил свои философские, социально-политические идеи в утопийный жанр, то есть придал им нормативный, внедиалогический характер[9,c.13]. Но идеи (сфера зажанрового мышления, по Бахтину) сохранили свою значимость в качестве упорядочивающих духовных энергий, поскольку принадлежат к целокупному опыту, который и есть традиция.Ибо - при всем своем критицизме - антиутопия требует социокультурной нормы: центрированного сознания, способного воспринимать, оценивать, толковать (просто читать!) текст, который - в силу присущего ему парадокса - говорит об исчерпанности форм культуры, цивилизации и их продукта - человека. Отсюда, кстати, писательские трудности героя романа Мы: ...Мне так трудно писать, как никогда ни одному автору на протяжении всей человеческой истории: одни писали для современников, другие - для потомков, но никто никогда не писал для предков.... Замятинский роман коррелятивен с концепцией Бахтина о кризисе авторства (концепцией, создававшейся в те же двадцатые годы). Если в работе Автор и герой в эстетической деятельности кризис авторства соотносим с кризисом жизни в ее отпадении от абсолютного будущего, в превращении ее в трагедию без хора и без автора, то это, как верно отметил Д.П.Бак, только усиливает необходимость осознания возможности авторства, правомочности художественного слова в качестве краеугольной проблемы современности. Роман Замятина, в частности, продемонстрировал такую возможность: усилием удержать жанр и жанровое мышление как условия межличностной, межкультурной, социальной коммуникации. Е.Б.Скороспелова справедливо утверждала, что есть все основания рассматривать роман Мы не только как роман о романе, как роман авантюрный, психологический, любовный, философский, но и как роман историософский..., то есть роман, актуализирующий проблему жанрового синтеза и противостоящий ценностной пустоте [10,c.628]. Однако философская утопия оставалась лишь родом интеллектуальной игры. Кризис традиционного общества и модернизация, с одной стороны, повлекли реальное преобразование общества на рациональных началах, с другой - обострение всяческих противоречий. Эта ситуация оказалась чрезвычайно благоприятной для возникновения феномена массового утопического сознания. Утопист уже не мечтал о наилучшем строе как о недосягаемом идеале, а твердо знал и верил, что жизнь должна быть - и обязательно будет - перестроена на определенных принципах. Первые романы-антиутопии позиционировались как пародия на утопию. В чистом виде жанр антиутопии появляется только в ХХ веке и это не случайно: именно в этот период мировое сообщество переживает сильные потрясения в виде Первой и Второй мировой войны, повлекшие за собой массовое и бессмысленное истребление людей. Эти потрясения заставили многих задуматься о несовершенстве общественного устройства, о напрасной гибели людей, о жестокости государственной машины. Роман-антиутопия становится акцией протеста против существующего строя. Исследователи единодушно признают, что появление антиутопии было обусловлено социальными и экономическими причинами: Связано это, прежде всего, с приведением в движение тех социальных механизмов, благодаря которым массовое духовное порабощение на основе современных научных достижений стало реальностью. Мироздание по Гитлеру в Германии 1930-1940-х годов, мироздание по Сталину в Советском Союзе 1920-1950-х годов стали зеркальным отражением мироздания по Шигалеву. Безусловно, в первую очередь именно на основе реалий XX века возникли антиутопические социальные модели в произведениях таких очень разных писателей, как А. Платонов и Е. Замятин, Дж. Оруэлл и Р. Брэдбери, такого писателя, как Г.Франке. Таков конкретно-социальный субстрат, цементирующий европейскую и русскую антиутопию XX века. Представители этого жанра, вынося на суд читателя разнообразные варианты дальнейшего развития человеческой цивилизации, исходят из настроений разочарования в утопических идеалах прошлого и неуверенности в завтрашнем дне. Эти социальные мотивы генерируют появление пессимистических и трагических романов-предупреждений, обладающих особыми идейно-эстетическими и художественно-выразительными характеристиками. Очевидно, что отдельные мотивы, темы, приемы, присущие жанру антиутопии, можно встретить и в мировой литературе предшествующих эпох. Это вполне закономерно, так как формирование национальных литератур и их жанровой системы происходит в контексте развития мировой литературы в целом, через преемственность литературных и межкультурных связей. Вместе с тем, антиутопия как жанр литературы обнаруживает целый ряд особенностей, отличающих ее от других повествовательных жанров и придающих ей неповторимое художественное своеобразие. Тем не менее, следует отметить, что некоторые исследователи и сегодня продолжают относить антиутопию к антижанрам, специфика которых состоит в их пародийном характере. Антижанр высмеивает те или иные жанровые традиции в литературе. Однако эта точка зрения не может считаться состоятельной, потому что основной целью современного романа-антиутопии является не пародирование и высмеивание жанра утопии, а постижение реальности. Можно сказать, что утопия - это идея, а антиутопия - иллюстрация к воплощенной идее. Это значит, что утопия создает некую абстрактную идею идеального общества, в то время как антиутопия демонстрирует, к чему может привести воплощение этой идеи в жизнь[11,c.273]. У Замятина были предшественники и подражатели. Рассмотрим несколько сходных сюжетов. В 1908 году почти одновременно с появлением утопии Корбюзье Ле Красная звезда был издан на русском языке роман некоего Давида М. Пэрри Багровое царство с подзаголовком Социал-демократическая фантазия. Молодой американец Джон Уокер, от чьего имени ведется рассказ, разочаровавшись в буржуазных порядках, испытав на собственной шкуре безработицу, голод и нищету, в отчаянии бросается в морскую пучину и... попадает в Атлантиду, называемую иначе Багровым царством. А это, по ироническому замечанию автора, социал-демократическое государство с такой совершенной формой правления, какой не видано в истории человечества [12,c.57]. Социалистический рай, выдуманный Пэрри, при ближайшем рассмотрении оказывается чудовищной карикатурой на марксистские представления о коммунистическом обществе будущего. В Багровом царстве уравниловка и регламентация доведены до абсолюта. Ни по одежде, ни по внешнему виду почти невозможно отличить мужчину от женщины. Имена людей заменены номерами. Каждый получает в определенный час свою порцию похлебки и независимо от состояния здоровья - свою порцию микстуры. Можно произносить не более тысячи слов в сутки. Делами брачного подбора ведает государство. Любое нарушение дисциплины приводит в действие тщательно разработанную систему наказаний - от лишения похлебки до смертной казни. С приходом к власти социал-демократической партии отпала надобность изобретать что-то новое. Поэтому развитие науки и техники прекратилось несколько тысяч лет назад. Каковы идеалы самого автора, видно из следующего отрывка: Я попал в это подводное чистилище в безумном порыве бежать от свободы. В моем невежестве я призывал социализм и искал смерти, чтобы сбросить с себя ответственность за собственное существование. Но я не нашел смерти, а нашел социализм. Из мира, где закон основан на том принципе, что общество никого не обязано содержать, я попал в такой мир, где, напротив того, общество обязано всех содержать; но, о боги, что это за мизерное содержание! Притом я ушел от обязанности трудиться для собственного пропитания только затем, чтобы попасть под ярмо принудительного труда для пропитания других. Мне был преподан горький урок. Я узнал, какая пропасть лежит между работой каждого для самого себя, называемой эгоистическою, и работою каждого для всех и всех для каждого, называемой альтруистическою. Теперь я узнал, что работать на себя значит быть свободным, а работать на человечество вообще и ни на кого в особенности значит быть рабом... Важно в жизни не то, чтобы у всех было одинаковое количество хлебов, а чтобы люди имели души, способные по собственной воле быть справедливыми, милосердными, самоотверженными. Это невозможно при социализме, при котором никто, что бы он ни делал, не может получить большую долю продуктов труда, чем всякий другой [13,c.65].
Социал-демократическая фантазия Пэрри, с ее зоологической ненавистью к прогрессивным общественным теориям, представляет типичный образец антиутопического романа. Пальма первенства в создании человеконенавистнических черных антиутопий принадлежит известному английскому писателю Олдосу Хаксли. О его Прекрасном новом мире (1932), выдержавшем двадцать пять изданий общим тиражом около двух миллионов экземпляров, писалось у нас достаточно много. Напомним только, что в унифицированном обществе будущего, где властвует диктатор Мустафа Монд, напоминающий Великого инквизитора у Достоевского, людям запрещена какая бы то ни была духовная жизнь. Они пользуются материальными благами, могут наслаждаться комфортом, не знают ни болезней, ни страха перед завтрашним днем... Но если кому-нибудь захочется тайком почитать Шекспира или Байрона - ему не миновать жестокой кары. Впрочем, можно ли считать обитателей этого рекрасного нового мира настоящими людьми? Ведь они выводятся в специальных инкубаторах - однотипными сериями, заранее предназначенными для определенных общественных функций. Высшая серия альфа создает элиту - людей для управления, низшая серия эпсилон - полуидиотов, способных выполнять лишь простую механическую работу.Эту мрачную антиутопию можно было бы толковать как протест консервативного англичанина против предстоящей ломки привычных устоев и традиций или даже как выступление против назревающей угрозы фашизма. Но дальнейшая эволюция Хаксли отчетливо показала, что он не делал никакого различия между диктатурой фашистского типа и социалистическим государством. Недаром его последующие антиутопические романы, особенно Обезьяна и сущность (1947), были подняты на щит американской реакцией[14,c.194]. А. Мортон, автор переведенной у нас книги Английская утопия, справедливо заявляет, что в злобных нападках на будущее Джордж Оруэлл превзошёл самого Хаксли. Вот что пишет английский историк по поводу пресловутого романа Оруэлла Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый (1949):Мы тут знакомимся с миром, поделенным между тремя коммунистическими государствами, находящимися в состоянии непрерывной войны, постоянных нехваток, постоянных чисток и постоянного рабства. Герой книги работает в Министерстве правды, чья задача заключается в том, чтобы непрерывно обманывать народ относительно того, что происходит в действительности, и при этом воссоздавать прошедшее таким образом, что невозможно установить правду относительно того, что когда-либо произошло. Для этой цели создан новый язык - двойной разговор, в котором даже мысленное преступление, то есть малейший намек на расхождение с политикой правительства в любой данный момент, сделано невозможным. Эта цель еще не вполне достигнута, и герой совершает мысленное преступление, а вдобавок еще половое преступление, то есть согрешает по части любви или довольно дрянного ее заменителя. Стоит отметить, что в мире Оруэлла принудительная невинность играет ту же роль, что принудительное совокупление в Прекрасном новом мире: в обоих случаях цель состоит в том, чтобы искоренить нормальное чувство полового влечения и этим путем настолько выродить человеческий интеллект, чтобы он уже не мог служить базисом для индивидуальности. Парадоксально, но факт: ужасы, нелепости и абсурдность почерпнуты из современной американской, действительности. Разве не в США проводилась чистка государственного аппарата в соответствии с выводами Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности? Разве не в США применяется при допросах детектор лжи, якобы улавливающий мысленное преступление, - почти как в романе Оруэлла?!
В исследовательской литературе также существует мнение, что утопия и антиутопия - это, по сути, одно и то же явление. Все зависит от того, с какой стороны на него смотреть. Антиутопия - это утопия со знаком минус, это другой подход к идеальным условиям жизни для всех. Антиутопия предупреждает о тех неожиданных результатах, к которым может привести осуществление утопии, поскольку, как показывает история, создание рая на земле не возможно. Утопию и антиутопию нельзя не сравнивать. Их общее, генетическое родство предполагает сравнение и отталкивание друг от друга. Все, что можно найти в антиутопии статичного, описательного, дидактичного - от антиутопии. Н. Бердяев в своей книге Новое средневековье отмечает причины возникновения жанра антиутопии: ...утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит мучительный вопрос, как избежать окончательного их осуществления... Жизнь движется к утопиям. И открывается, быть может, новое столетие мечтаний интеллигенции и культурного слоя о том, как избежать утопий, как вернуться к неутопическому обществу, к менее совершенному и более свободному обществу. Роман-антиутопия не всегда отграничивается от других жанров, в результате чего этот термин применяется относительно произведений, которые в действительности не являются образцами этого жанра, например, Повелитель мух Голдинга У., Жидкое солнце Куприна А.И. и т. д. К сожалению, в литературе на сегодняшний день еще не разработана типология жанра анти-утопии. Примерами классического романа-антиутопии можно назвать произведения Е. Замятина и О. Хаксли. Более того, некоторые литературоведы, А. Уест, например, выявляют сходство антиутопии с жанром английского готического романа. Названный исследователь отмечает, что роман Оруэлла 1984, при всем его реализме, включает в себя описание иррационального, необъяснимого страха характерное для готических произведений. С А. Уестом соглашается Дж. Вудкок[15,c.100]. Все научные работы, посвященные жанру романа-антиутопии можно подразделить на две большие группы в зависимости от того, с какой точки зрения рассматриваются эти произведения. Они либо вводятся во внелитературный контекст, т. е. рассматриваются с точки зрения психологии, социологии или политологии; либо изучаются в литературном контексте, т. е. рассматриваются с точки зрения стилистики как литературные произведения. Первая точка зрения более популярно, потому что за время прошедшее с момента оформления этого литературного жанра в специальной литературе уже сложилась устойчивая тенденция искать соответствия между тем, что изображено в романе, и фактами или явлениями в действительности. Для достижения целей, поставленных в романе-антиутопии, авторами традиционно используется ряд приемов. Как правило, роман-антиутопия представляет собой изображение некого государства тоталитарного режима, которое управляется правителем. Все жители государства беспрекословно подчиняются это высшей силе (Большому брату, Форду, Главноуправителю, Машине, Благодетелю, Дракону и т. п.), никакое проявление свободы мысли и действий не допускается. Самой большое ценностью в таком государстве считается стабильность: Стабильность, - подчеркнул Главноуправитель, - устойчивость, прочность. Без стабильного общества немыслима цивилизация. А стабильное общество немыслимо без стабильного члена общества. То, что вы осмелились вызвать господина дракона, - несчастье. Дела были в порядке. Господин дракон своим влиянием держал в руках моего помощника, редкого негодяя, и всю его банду, состоящую из купцов-мукомолов. Теперь все перепутается. Господин дракон будет готовиться к бою и забросит дела городского управления, в которые он только что начал вникать. Следует подчеркнуть, что это государство представляется как некое замкнутое, изолированное от остального мира пространство (Э. Берджес Вожделеющее семя; Е. Замятин Мы), либо весь мир живет по законам антиутопии (Э.М. Форстер Машина останавливается, О. Хаксли О дивный новый мир!, Дж. Оруэлл 1984). В этом государстве, как правило используется свой язык. Во всяком случае, его население имеет в словарном запасе слова для описания реалий этого государства: самостоп, речепис, рабдень, эктогенез и т. п. Для антиутопического общества характерно разделение людей на касты. Например, в романе Оруэлла 1984 низшую касту составляют пролы, которых даже не считают за людей. В романе О. Хаксли О дивный новый мир! альфы являются высшей кастой, за ними следуют беты, дельты; низшую касту составляют эпсилоны. У каждой касты есть своя униформа определенного цвета[16,c.117].
Утопическое мышление было особенно характерно для писателей революционного склада, в ... продолжение

Вы можете абсолютно на бесплатной основе полностью просмотреть эту работу через наше приложение.