Мотив преступления и наказания в русской литературе I-ой половины 20 века

Тип работы: Дипломная работа
Бесплатно: Антиплагиат
Объем: 51 страниц
В избранное:

МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ

КАЗАКСТАН КАЗАХСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ АЛЬ-ФАРАБИ

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

КАФЕДРА РУССКОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

Мотив преступления и наказания в русской литературе I-ой половины 20 века.

Исполнитель: студентка 4-го курса

Группы РЯЛ 05-7Р

Научный руководитель: к. ф. н. профессор

Джолдасбекова. Б. У,

Работа допущена к защите

« »2009 года.

Зав. кафедры к. ф. н., профессор

Джолдасбекова Б. У.

Алматы 2009

Реферат

Тема: «Мотив преступления и наказания в русской литературе I-ой половине 20 века»

Цель работы: Вычислить и проанализировать функционирование мотива преступления и наказания в его классической форме в романе Достоевского и его интерпретации.

Основные задачи:

Дать обзор научной литературы по данной проблеме.
Определить границы таких терминов как «мотив» и «мотивема».
Выявить специфику функционирования мотива преступления и наказания в романе Достоевского «Преступление и наказание».
Выявить специфику функционирования мотива преступления и наказания в романе Горького «Трое».
Выявить специфику функционирования мотива преступления и наказания в романах А. Белого «Петербург», Ф. Сологуба «Тяжелые сны», рассказе И. Бунина «Петлистые уши».
Выявить специфику функционирования мотива преступления и наказания в рассказе Замятина «Наводнение».

Актуальность: осмысление значения мотива преступления и наказания для русской литературы XX века может стать предметом отдельного исследования. В современном литературоведении данное исследование является актуальнейшей проблемой, которая затрагивается в работах М. Бахтина, Ю. Карякина, Г. Френдлера и др.

Теоретическая значимость: выявляется связь мотива преступления и наказания и его развития с движением художественных систем в литературе, с художественным методом и стилем крупнейших прозаиков. Перспективность исследования подсказывается дальнейшим развитием литературного процесса.

Практическая значимость: результаты проведенного исследования могут быть использованы в учебном процессе вуза, в разработке спецкурса по поэтике русской литературе XX века.

Новизна: на материале взятых мной романов анализ мотива преступления и наказания производится впервые.

Метод исследования: Сравнительно-типологический, мотивный анализ, сравнительно-исторический метод.

Ожидаемый результат: в ходе провидения исследования выявлена специфика функционирования мотива преступления и наказания.

СОДЕРЖАНИЕ

РЕФЕРАТ

ВВЕДЕНИЕ

ОПРЕДЕЛЕНИЕ МОТИВА В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И ЕГО КЛАССИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ В РОМАНАХ ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» И «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ».
«НЕСЧАСТНЫЙ» ПРЕСТУПНИК В РОМАНЕ М. ГОРЬКОГО «ТРОЕ».
ИНТЕРПРИТАЦИЯ МОТИВА «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» В РОМАНАХ А. БЕЛОГО «ПЕТЕРБУРГ», Ф. СОЛОГУБА «ТЯЖЕЛЫЕ СНЫ», В РАССКАЗЕ И. БУНИНА «ПЕТЛИСТЫЕ УШИ».
МОТИВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ В «НАВОДНЕНИИ» ЗАМЯТИНА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Среди типичных мотивов, используемых писателями в своих произведениях, выделяется мотив преступления и наказания. Это один из древнейших мотивов. Он встречается еще в библии. Даже Данте, Шекспир и Пушкин уделяли внимание этому мотиву в своем творчестве. Особо подробно остановился на этой проблеме Достоевский, осветив как первую его часть, так и вторую. У исследователей часто возникал вопрос об отношении Достоевского к причинам, побудившим его героя пойти на такой отчаянный шаг. Действительно, Достоевский «подкинул» довольно много «пищи для размышлений» на этот счет. Мнение критиков разделилось на две основные теории: первая - это причина в «кармане» и вторая - Наполеоном хотел стать. Говоря обычным языком, ряд исследователей склоняется к мысли, что если б не плачевное состояние Раскольникова, в котором он вынужден был оказаться, вряд ли бы этот молодой человек пошел бы на убийство, будучи довольно гуманным человеком. Иная точка зрения заключается в том, что, по мнению других исследователей, причина преступления в «проклятой» теории Раскольникова о двух разрядах, которую он опубликовал за долго до убийства. Но мнение на счет наказания у всех одно, так как Достоевский довольно четко его обрисовал - это раскаяние. Наказание не юридическое, а нравственное. Подлинное наказание - это чувство вины, муки совести, посещающие Раскольникова.

«Ситуация Раскольникова» являет собой наглядный пример действенности закона отрицания, в рамках которого показаны "нормальная жизнь" героя, его "падение" и его "воскресение". В романе Достоевского упор сделан на "падении", однако именно обстоятельства "нормальной жизни" Раскольникова (особо выделенные в "Эпилоге") способствуют его парадоксальному "воскресению", то есть процессу превращения убийцы в "человека - солнце".

С феноменом "ситуации Раскольникова" особенно остро полемизировал Горький. Теория героя Достоевского о разделении людей вызвала его отрицательную оценку уже в "Челкаше" (6) . В пьесе "На дне" идее Раскольникова противопоставлены формулировки Луки(7), а также ими вдохновенные знаменитые монологи Сатина о человеке и человечестве (8) . В повести "Трое" часть сюжета прямо соотнесена с замыслом "Преступления и наказания" (Илья Лунев убивает ростовщика, в частности, для того, чтобы проверить, можно ли на преступлении строить "чистую жизнь". Его саморазоблачение - самоубийство под влиянием идей социалистки Сони), однако трактовка Горького не религиозно-философская, а сугубо социальная, классовая.

"Ситуация Раскольникова" своеобразно варьируется в романах "Тяжелые сны" Сологуба. В этом произведений роль Раскольникова отведена бедному провинциальному учителю Логину, человеку "с порочным и холодным" сердцем, ненавидящему "все злое" и, тем не менее, жаждущему "живой жизни". "Все злое" в его мирке олицетворяет образ директора гимназии Мотовилова, которого Логин и убивает топором при самых "благоприятных" для себя обстоятельствах (повинным в убийстве считают повесившегося пьяницу, кстати единственного свидетеля акта героя), к тому же, герой и не думает раскаиваться в содеянном, ибо он убил лишь "злобное прошлое". Аморализм Логина получает неожиданную поддержку со стороны полюбившей его Анны, которая, в отличие от Сони Достоевского, предлагает убийце "не признаться перед людьми", а смело и дерзновенно идти навстречу "новой жизни". Снижение этического драматизма преступления героя за счет углубленной проповеди эстетизирующего отношения к жизни представляет доминирующую идейную окраску сологубовского романа, чем и обусловлена его открытая полемика с концепцией финала "Преступления и наказания".

Наиболее сложное преломление получила тема "идейного убийства" в "Петербурге" Белого. В этом романе соединены сюжетные элементы "Бесов", "Братьев Карамазовых" и "Преступления и наказания", причем идея покушения сына-студента, вовлеченного в "провокационное псевдореволюционное подполье", на отца-сенатора Аблеухова является и как синоним "неизбежного исторического возмездия", и как "гибельный нравственный результат больной головной абстракции, чистой "мозговой игры". В "Петербурге" спародирован ряд сюжетных линий "Преступления и наказания", включая эпизодические (например, в сцене провоцирующей беседы Николая Аблеухова с Морковиным, явно ассоциирующей, особенно в редакции 1916 года, с разговорами-поединками Порфирия Петровича и Раскольникова) . Разумеется, пародийными акцентами в первую очередь отмечены замысел "идейного убийства" и последующие за этим события. У Белого убийство не состоялось, хотя и бомба взорвалась, Аблеухов-отец остался в живых, убегая - в отхожее место, а непролитую кровь заменило "алое пятно" наряда шутовского домино, "пугающего, но не убивающего". В полном согласии с таким пониманием центрального момента сюжета дан и финал романа: после смерти родителей, Николай Аблеухов возвращается в родовое поместье для того, чтобы остаток жизни провести в одиночестве, читая Сковороду и постепенно угасая. Подобное разрешение проблемы, по сути, пародировало концепцию Достоевского с метафорой "человека - солнца": недаром о Николае Аблеухове в эпилоге сказано, что в Египте глаза у него разболелись, "и синие стал носить он очки".

Идейного убийцу показывает в своем рассказе «Петлистые уши» И. Бунин.

Бунин, как известно, всю жизнь не любил и не признавал Достоевского. Об этом говорят как его собственные высказывания, так и достаточно многочисленные свидетельства хорошо знавших его современников. [20, 162] . Но в открытую полемику с автором «Преступления и наказания» он вступал, кажется, только однажды - в «Петлистых ушах».

Бунинский человек-убийца одинок, бездомен, ведет бездельную жизнь. Окружающих «раздражало сильное и отталкивающие лицо Соколовича, его склонность к загадочной задумчивости и то, что они хорошенько не знали и не могли понять ни его характера, ни его прошлого…» Уже этими внешними и, как обычно, символическими и многозначительными чертами биографии и характера Соколовича Бунин противопоставляет его Раскольникову.

ГЛАВА I. ОПРЕДЕЛЕНИЕ МОТИВА В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И ЕГО КЛАССИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ В РОМАНАХ ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» И «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ».

В современном литературоведении существует несколько подходов в определении мотива. Так, например, у Л. Целковой, которая солидаризируется с Гаспаровым Б. в том, «что, любое смысловое «пятно» может выступать в роли мотива: единственное, что его определяет - это его репродукция в тексте». Л. Целкова выделяет кроме интертекстуальных и внутритекстуальных, мотивы сюжетные, описательные, лирические. Мотив часто определяет развитие сюжета и, соответственно, может считаться сюжетным.

В. Хализев полагает возможным, что мотив «может являть собой отдельное слово или словосочетание, повторяемое и варьируемое, или представать как нечто, обозначаемое посредством различных лексических единиц, или выступать в виде заглавия либо эпиграфа, или оставаться лишь угадываемым, ушедшим в подтекст…Сферу мотивов составляет звенья произведения, отмеченные внутренним, невидимым курсором, который подобает ощутить и распознать чуткому читателю и литературоведу - аналитику. Важнейшая часть мотива - его способность оказываться полуреализованным в тексте, явленным в нем неполно, загадочно».

Подобное образное сравнение использует в определении мотива Н. Меднис: «мотив…не имеет… собственной очерченной телесной оболочки. Он являет собой нечто вроде души, которая в конкретном тексте может обретать сюжетное, временное, пространственное или какое-то иное воплощение, не замыкая себя при этом в жестко обозначенных границах». Подобную теоретическую установку встречаем и у Э. Бальбурова: «мотив или мотивный комплекс текста порой не только не проглядывает, да еще и закодирован в, сложной нарративной структуре…Отыскивая мотив, исследователь, по сути эффект, и исследование мотива, если оно проделано творчески, действительно может выявить смысловые богатства произведения». Э. Бальбуров задается вопросом: «Правомерно ли видеть в мотиве только семантический реликт, трансформируемый в поэтической системе новой словесности?». И сам же отвечает на него: «Новая литература рождает новые мотивы - такие, к примеру, как «бедный чиновник», «соблазненная и покинутая», «убийство ростовщика», «мотив Наполеона» и т. д. Подобно тому, как естественный язык непрерывно рождает устойчивые словосочетания, так и язык художественный, несмотря на отмеченный процессы деканонизации, продолжает создавать и новые каноны в виде устойчиво-типичных сюжетов и мотивов».

К исследованию семантической структуры повествовательного мотива обращается И. Силантьев: «Опираясь на наблюдение таких ученых, как Б. Гаспаров, Ю. Шатин, Б. Путилов о неоднозначном, нежестком, диффузном характере семантики мотива, автор приходит к утверждению двух положений:

«В структуру системного значения мотива входит функция как его инвариантное семантическое ядро - и вариантные фабульные семы, образующие в своей совокупности семантическую оболочку мотива»
«Фабульные семы, входящие в семантическую оболочку мотива, носят вероятностный характер»

Как известно, в настоящее время ученые Сибирского отделения Российской Академии наук ведут работу над составлением словаря сюжетов и мотивов русской литературы (о необходимости его говорил еще А. Веселовский) . В. Тюпа и Е. Романдовская рассматривают данный проект как грандиозную научную задачу нескольких поколений литературоведов. Размышляя над проблемами создания такого словаря, ученные-литературоведы обращаются к анализу традиционных показателей мотива и вместе с тем уточняют важнейшие сопутствующие ему и производные от него понятия(мотивема, тема, рема др) : «общепризнанным показателем мотива является его повторяемость…Мотив - это прежде всего повтор. Но повтор не лексический, а функционально-семантический: один и тот же традиционный мотив может быть монифестирован в тексте нетрадиционными средствами, одна и та же фабула может быть «разыграна» не свойственными ей персонажами » В. Тюпа и Е. Романдовская приходят к заключению, что мотив являет собой двумерное единство мотивемы и ее внутритектовой алломотивной манифестации…В отличие от мотивемы алломотив, как подчеркивает Б. Путилов, «обладает значением только в данном тексте».

Последовательные размышления приводят авторов к мысли, что «единственный возможный словарь мотивов - это словарь мотивем…любая традиционная фабула может быть свернута…, сконцентрирована в своей ключевой мотивеме: блудного сына, гордого царя, договора с дьяволом т. п. Сама же мотивема может быть манифестирована одним или несколькими алломотивами, пучком которых она является». Мотив - это своего рода мифологическая матрешка смыслов. Ценным представляются размышления известного теоретика фольклора Б. Путилова о разрыве между значением и значимостью любого алломотива в процессе исследования сюжета или текста о том, что решающая роль в прочтении в глубину играет соотнесения алломотива с мотива с мотивом как устойчивой единицей и с другими алломотивами, входящими в то же семантическое поле. Обусловлено это тем, что мотивы не просто микроконструкции, обеспечивающие жизнь сюжетов. Мотивы характеризуются исключительной степенью семиотичности. Каждый мотив обладает устойчивым набором значений, отчасти заложенных в нем генетически, отчасти явившихся в процессе исторической жизни.

Б. Гаспаров поясняет, что принцип, при котором некоторый мотив, раз возникнув, повторяется за тем множество раз, выступая при этом каждый раз в новом варианте, новых очертаниях и во все новых сочетаниях с другими мотивами. Под мотивом Б. Гаспаров понимает любой феномен, любое смысловое пятно - событие, черту характера, любой предмет, произнесенное слово, звук, … мотив формируется непосредственно в развертывании структуры и непосредственно через структуру. В итоге любой факт теряет свою отдельность и единство, ибо в любой момент и то и другое может оказаться иллюзорным. Б. Гаспаров говорит о неравноценности фиксируемых в структуре романа сходств и смысловых ассоциаций: одни достаточно очевидны, многократно подтверждаются в тексте, другие оказываются более слабыми, могут иметь секундный характер. Как следствие этого в читательском восприятии романа возникает некоторая смысловая область и наряду с этим окружающие ее периферийные области. Они в совокупности образуют не замкнутое поле, придающее смыслу романа черты открытости и бесконечности, что составляет неотъемлемую особенность мифологической структуры, при этом между центральной и периферийной областями не существует каких-то определенных границ. Ученный подходит к логическому заключению об упорядоченности мотивного процесса, пологая, что эта упорядоченность достигается тем, что разные ряды мотивных вариантов образуют «пропорциональные оппозиции», разные мотивные комбинации обнаруживают тождественный синтаксис. «При этом регулярные, правильные, легко опознаваемые мотивные ходы осуществляются по многим направлениям, сложнейшим образом пересекаются, репродукция какого-либо мотива может возникнуть в самых неожиданных местах, в самых неожиданных сочетаниях с другими мотивами. Все это не только придает бесконечным смысловым связям конечные и упорядоченные черты, но сама эта упорядоченность, в свою очередь еще туже затягивает узлы связей; повторяемость, «стандартность»мифологического сюжета является в равной степени и условием, и следствием бесконечных возможностей репродуцирования этого сюжета».

Б. Гаспаров затрагивает не только процессы осмысления мотивной структуры, но и предположительно говорит о том, что и со стороны автора процесс генерации структуры сохраняет те же определяющие черты. Автор сознательно строит какую-то центральную часть структуры; он как бы запускает ассоциативную машину, которая начинает работать, генерируя связи, не только отсутствующие в первоначальном замысле, но на поверхности сознания, быть может, не осознанные самим автором.

В современном литературоведении бытует также представление о мотиве как «внеструктурном» начале - как о достоянии не текста и его создателя, а ничем не ограниченной мысли толкователя произведения. Свойства мотива, утверждает Б. Госпаров, «вырастает каждый раз заново в процессе самого анализа» - в зависимости от того, к каким контекстам творчества писателя обращается ученный. Так понятийный мотив осмысляется в качестве «основной единицы анализа», - анализа, который принципиально отказывается от понятия фиксированных блоков структуры, имеющих объективно заданную функцию в построении текста. Подобный подход в литературе, как отметил Б. Госпаров, позволил Жолковскому в книге «Блуждающие сны» предложить читателям ряд блестящих и парадоксальных интерпретаций Пушкина сквозь Бродского и Гоголя сквозь Соколова. На основании всего выше изложенного можно утверждать, что категория мотива традиционна рассматривается как сфера Сравнительно-исторического литературоведения.

Итак, мотив «Преступления и наказания» - история преступления и его нравственных последствий.

Затрагивали эту тему в своих произведенияхДанте, и Шекспри, и Пушкин. Обратился к этой теме и Достоевский, так и назвав свой роман «Преступление и наказание».

Еще 9 октября 1859 г. Достоевский писал брату: «В декабре я начну роман… не помнишь ли, я тебе говорил про одну исповедь - роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля. Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения… Исповедь окончательно утвердит мое имя ».

Рассыпанные в письмах и тетрадях Достоевского намеки указывают что под «Исповедью» он имел в виду историю Раскольникова.

В последующие годы первоначальный план «Преступления и наказания» не переставал обогащаться новыми чтениями и впечатлениями.

В «Преступлении и наказании» приведен яркий пример. Главный герой довольно прямо высказывает свое убеждение, а тут еще и статью в журнал написал «О преступлении». Таков был замысел Достоевского: выразить в мыслях и поступках развитого человека опровержение общепринятых юридических норм. Нельзя не согласиться с Ю. Карякиным, который отмечает в своей книге «Достоевский и канун XXI века», что ««Преступление и наказание» - нет, пожалуй, другого столь давно и единодушно признанного классического произведения, оценки которого были бы столь разноречивы и даже противоположны, причем главным образом - именно по вопросу о причинах преступления Раскольникова и об отношение к нему Достоевского. »

... продолжение

Вы можете абсолютно на бесплатной основе полностью просмотреть эту работу через наше приложение.