Постнеклассическая наука и постмодернистская культура
Введение . 3
Глава 1. Постнеклассический образ науки и мышления. . 7
1. 1. Развитие постнеклассического типа научной рациональности. . 7
1. 2. Культура постмодерна: наука и информационные технологии, проблемы демаркации науки и ненауки. . 23
1. 3. Предмет познания и изменение понимания субъекта в постнеклассической философии. . 35
Глава 2. Творчество Умберто Эко: синтез науки и искусства в культуре постмодерна. . 48
2. 1. Научно.критическая деятельность У. Эко. . 48
2. 1. а. Критика У. Эко: средневековая эстетика, литературоведение и массовая культура. . 48
2. 1. б. Семиотический анализ и критика структурализма У. Эко. . 64
2. 2. Художественное творчество У. Эко как искусство постмодернизма. . 76
Заключение . 114
Список литературы . 118
Глава 1. Постнеклассический образ науки и мышления. . 7
1. 1. Развитие постнеклассического типа научной рациональности. . 7
1. 2. Культура постмодерна: наука и информационные технологии, проблемы демаркации науки и ненауки. . 23
1. 3. Предмет познания и изменение понимания субъекта в постнеклассической философии. . 35
Глава 2. Творчество Умберто Эко: синтез науки и искусства в культуре постмодерна. . 48
2. 1. Научно.критическая деятельность У. Эко. . 48
2. 1. а. Критика У. Эко: средневековая эстетика, литературоведение и массовая культура. . 48
2. 1. б. Семиотический анализ и критика структурализма У. Эко. . 64
2. 2. Художественное творчество У. Эко как искусство постмодернизма. . 76
Заключение . 114
Список литературы . 118
В современную эпоху подвергся значительным изменениям образ философии, науки и знания, трансформируются формы и методы, посредством которых наука осмысливает природу и общество, меняются взаимоотношения науки с другими формами общественного сознания. Революционные сдвиги в общественном бытии поставили перед философией ряд проблем, потребовавших преодоления и переосмысления традиционных вопросов о природе мышления, об антропологическом факторе, о границах и критериях познания. Развитие философии, науки и современного мира в целом устремлено к разнообразию и плюрализму, а в самой философии, а также в методологии науки осознана необходимость новой парадигмы.
Неклассическая ситуация нарастала от периферии – то есть от намечаемых проблемами науки и практики границ – к центру, к средоточению мировоззренческих и методологических форм, сконцентрированных вокруг классических философских образцов.
Овладение неклассической ситуацией становилось возможным при условии изменения режима работы классических философских образцов. Условие это, однако, под давлением мощной критической массы заметно упрощалось и трактовалось в плане отказа от образцов как методологических и мировоззренческих норм. Классические образцы утратили свою привилегированную позицию, перешли на положение рядовых средств человеческой деятельности, они поступили в полное распоряжение тех индивидуальных субъектов, чье поведение они раннее регулировали и направляли. Обобщенный образ человека, возвышающийся прежде над конкретным бытием людей, превращался в одну из методологических форм для решения некоторых частных задач познания и практики. Теперь уже отдельный субъект, самостоятельно определяя ориентиры поведения, моделируя различные взаимодействия, приспосабливал классические схемы к реализации своих индивидуальных проектов. По мере того, как сокращалось поприще действия классических образцов, все более широкой становилась зона проявления человеческой субъективности. В плане философском и культурном происходит изменение статуса субъективности. Субъективность освобождается от гносеологических оценок. Сдвиг в проявлении человеческой субъективности фиксируется первоначально психологическими исследованиями. Психология фактически «реабилитировала» субъективность, сместила фокус интересов с характеристик познавательных возможностей человека к трактовке внерациональных сфер его бытия.
Необходимость учета многих процессов, на разных уровнях становится актуальной для анализа уровня постнеклассической философии, связанной с разнообразными реконструкциями. В плане культурном и философском изменение статуса субъективности до середины ХХ столетия оценивалось в соответствии с классическими образцами, то есть негативно – как наступление субъективизма, иррационализма, нигилизма. В связи с этим и пространство культуры представлялось все более фрагментированным, лишающимся своих
Неклассическая ситуация нарастала от периферии – то есть от намечаемых проблемами науки и практики границ – к центру, к средоточению мировоззренческих и методологических форм, сконцентрированных вокруг классических философских образцов.
Овладение неклассической ситуацией становилось возможным при условии изменения режима работы классических философских образцов. Условие это, однако, под давлением мощной критической массы заметно упрощалось и трактовалось в плане отказа от образцов как методологических и мировоззренческих норм. Классические образцы утратили свою привилегированную позицию, перешли на положение рядовых средств человеческой деятельности, они поступили в полное распоряжение тех индивидуальных субъектов, чье поведение они раннее регулировали и направляли. Обобщенный образ человека, возвышающийся прежде над конкретным бытием людей, превращался в одну из методологических форм для решения некоторых частных задач познания и практики. Теперь уже отдельный субъект, самостоятельно определяя ориентиры поведения, моделируя различные взаимодействия, приспосабливал классические схемы к реализации своих индивидуальных проектов. По мере того, как сокращалось поприще действия классических образцов, все более широкой становилась зона проявления человеческой субъективности. В плане философском и культурном происходит изменение статуса субъективности. Субъективность освобождается от гносеологических оценок. Сдвиг в проявлении человеческой субъективности фиксируется первоначально психологическими исследованиями. Психология фактически «реабилитировала» субъективность, сместила фокус интересов с характеристик познавательных возможностей человека к трактовке внерациональных сфер его бытия.
Необходимость учета многих процессов, на разных уровнях становится актуальной для анализа уровня постнеклассической философии, связанной с разнообразными реконструкциями. В плане культурном и философском изменение статуса субъективности до середины ХХ столетия оценивалось в соответствии с классическими образцами, то есть негативно – как наступление субъективизма, иррационализма, нигилизма. В связи с этим и пространство культуры представлялось все более фрагментированным, лишающимся своих
1. Ильин В. В. Теория познания. Эпистемология. М. 1996.
2. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М. 1986. – 431 с.
3. Степин В. С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность. // Вопросы философии, №8, 2003, с. 5 – 17
4. Современный философский словарь / под ред. д. ф. н., проф. Кемерова В. Е. Екатеринбург, 1996. – 608 с
5. История философии: Энциклопедия. Мн., 2002. – 1376 с.
6. Новые информационные технологии и судьбы рациональности в современной культуре (материалы «Круглого стола»). // «Вопросы философии», № 12; 2003. – с. 3 - 52
7. Реале Дж., Антисери Д. История философии от истоков до наших дней. СПб., 1996, Т. 3. – 736 с.
8. Псевдонаучное знание в современной культуре (материалы «Круглого стола»). // Вопросы философии, № 6, 2001. – с. 3 – 31
9. Соловьева Г. Г. Современная западная философия (от Серена Кьеркегора до Жака Деррида). Алматы, 2002, - 465 с.
10. Фуко Мишель. Слова и вещи: Археология гуманитарного знания. М., 77. – 488 с.
11. Усманова А. Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации. Мн., 2000. – 200 с.
12. Эко У. Заметки на полях. // Эко У. Имя розы. М. 1989. – 486 с.
13. Эко У. Эволюция средневековой эстетики. СПб., 2004. – 288 с.
14. Эко У. Поэтики Джойса. СПб., 2003. – 496 с.
15. Эко У. Имя розы. СПб., 2005. – 638 с.
16. Эко У. Шесть прогулок в литературных лесах. СПб., 2002. – 285 с.
17. Постмодернизм. Энциклопедия. Мн., 2001. – 1040 с.
18. Ивченко А. П. Семиология культуры в концепции Умберто Эко.// Вестник КазНУ. Серия философия. Серия политология. Серия культурология. № 2 (22). 2004. - с. 157-161.
19. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 2004. – 544 с.
20. Лотман Ю. М. Выход из лабиринта. // Эко У. Имя розы. М., 1989. – 486 с.
21. Костюкович Е. А. От переводчика. // Эко У. Имя розы. М., 1989. – 486 с.
22. Логош О., Петров В. Словарь «Маятника Фуко». СПб., 2004. – 554 с.
23. Гофман О. Постижение, или имя Умберто. СПб., 2005. – 128 с.
24. Костюкович Е. Маятник Фуко – маятник Эко… // Иностранная литература. 1989. № 10. – с. 222-225.
25. Эко У. Маятник Фуко. СПб., 2005. – 768 с.
26. Эко У. Остров накануне. СПб., 2005. – 480 с.
27. Эко У. Баудолино. СПб., 2005. –
28. Эко У. Пять эссе на темы этики. СПб., 2003. – 158 с.
2. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М. 1986. – 431 с.
3. Степин В. С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность. // Вопросы философии, №8, 2003, с. 5 – 17
4. Современный философский словарь / под ред. д. ф. н., проф. Кемерова В. Е. Екатеринбург, 1996. – 608 с
5. История философии: Энциклопедия. Мн., 2002. – 1376 с.
6. Новые информационные технологии и судьбы рациональности в современной культуре (материалы «Круглого стола»). // «Вопросы философии», № 12; 2003. – с. 3 - 52
7. Реале Дж., Антисери Д. История философии от истоков до наших дней. СПб., 1996, Т. 3. – 736 с.
8. Псевдонаучное знание в современной культуре (материалы «Круглого стола»). // Вопросы философии, № 6, 2001. – с. 3 – 31
9. Соловьева Г. Г. Современная западная философия (от Серена Кьеркегора до Жака Деррида). Алматы, 2002, - 465 с.
10. Фуко Мишель. Слова и вещи: Археология гуманитарного знания. М., 77. – 488 с.
11. Усманова А. Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации. Мн., 2000. – 200 с.
12. Эко У. Заметки на полях. // Эко У. Имя розы. М. 1989. – 486 с.
13. Эко У. Эволюция средневековой эстетики. СПб., 2004. – 288 с.
14. Эко У. Поэтики Джойса. СПб., 2003. – 496 с.
15. Эко У. Имя розы. СПб., 2005. – 638 с.
16. Эко У. Шесть прогулок в литературных лесах. СПб., 2002. – 285 с.
17. Постмодернизм. Энциклопедия. Мн., 2001. – 1040 с.
18. Ивченко А. П. Семиология культуры в концепции Умберто Эко.// Вестник КазНУ. Серия философия. Серия политология. Серия культурология. № 2 (22). 2004. - с. 157-161.
19. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 2004. – 544 с.
20. Лотман Ю. М. Выход из лабиринта. // Эко У. Имя розы. М., 1989. – 486 с.
21. Костюкович Е. А. От переводчика. // Эко У. Имя розы. М., 1989. – 486 с.
22. Логош О., Петров В. Словарь «Маятника Фуко». СПб., 2004. – 554 с.
23. Гофман О. Постижение, или имя Умберто. СПб., 2005. – 128 с.
24. Костюкович Е. Маятник Фуко – маятник Эко… // Иностранная литература. 1989. № 10. – с. 222-225.
25. Эко У. Маятник Фуко. СПб., 2005. – 768 с.
26. Эко У. Остров накануне. СПб., 2005. – 480 с.
27. Эко У. Баудолино. СПб., 2005. –
28. Эко У. Пять эссе на темы этики. СПб., 2003. – 158 с.
Дисциплина: Философия
Тип работы: Дипломная работа
Бесплатно: Антиплагиат
Объем: 143 страниц
В избранное:
Тип работы: Дипломная работа
Бесплатно: Антиплагиат
Объем: 143 страниц
В избранное:
КАЗАХСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени АЛЬ-ФАРАБИ
Факультет философии и политологии
Кафедра философии и методологии социального познания
Тема: Постнеклассическая наука и постмодернистская культура.
Научный
руководитель:
к.филос. н., доц.
КарабаеваА.Г.
Выполнила: маг. 2 курса
ФФиП КазНУ
имени аль-Фараби
Сатбаева И. М.
Алматы 2006.
Содержание:
Введение – 3
Глава 1. Постнеклассический образ науки и мышления. - 7
1. 1. Развитие постнеклассического типа научной рациональности. – 7
1. 2. Культура постмодерна: наука и информационные технологии, проблемы
демаркации науки и ненауки. – 23
1. 3. Предмет познания и изменение понимания субъекта в
постнеклассической философии. – 35
Глава 2. Творчество Умберто Эко: синтез науки и искусства в культуре
постмодерна. – 48
2. 1. Научно-критическая деятельность У. Эко. – 48
2. 1. а. Критика У. Эко: средневековая эстетика, литературоведение и
массовая культура. – 48
2. 1. б. Семиотический анализ и критика структурализма У. Эко. – 64
2. 2. Художественное творчество У. Эко как искусство постмодернизма. - 76
Заключение – 114
Список литературы – 118
Введение.
В современную эпоху подвергся значительным изменениям образ
философии, науки и знания, трансформируются формы и методы, посредством
которых наука осмысливает природу и общество, меняются взаимоотношения
науки с другими формами общественного сознания. Революционные сдвиги в
общественном бытии поставили перед философией ряд проблем, потребовавших
преодоления и переосмысления традиционных вопросов о природе мышления, об
антропологическом факторе, о границах и критериях познания. Развитие
философии, науки и современного мира в целом устремлено к разнообразию и
плюрализму, а в самой философии, а также в методологии науки осознана
необходимость новой парадигмы.
Неклассическая ситуация нарастала от периферии – то есть от
намечаемых проблемами науки и практики границ – к центру, к средоточению
мировоззренческих и методологических форм, сконцентрированных вокруг
классических философских образцов.
Овладение неклассической ситуацией становилось возможным при условии
изменения режима работы классических философских образцов. Условие это,
однако, под давлением мощной критической массы заметно упрощалось и
трактовалось в плане отказа от образцов как методологических и
мировоззренческих норм. Классические образцы утратили свою
привилегированную позицию, перешли на положение рядовых средств
человеческой деятельности, они поступили в полное распоряжение тех
индивидуальных субъектов, чье поведение они раннее регулировали и
направляли. Обобщенный образ человека, возвышающийся прежде над конкретным
бытием людей, превращался в одну из методологических форм для решения
некоторых частных задач познания и практики. Теперь уже отдельный субъект,
самостоятельно определяя ориентиры поведения, моделируя различные
взаимодействия, приспосабливал классические схемы к реализации своих
индивидуальных проектов. По мере того, как сокращалось поприще действия
классических образцов, все более широкой становилась зона проявления
человеческой субъективности. В плане философском и культурном происходит
изменение статуса субъективности. Субъективность освобождается от
гносеологических оценок. Сдвиг в проявлении человеческой субъективности
фиксируется первоначально психологическими исследованиями. Психология
фактически реабилитировала субъективность, сместила фокус интересов с
характеристик познавательных возможностей человека к трактовке
внерациональных сфер его бытия.
Необходимость учета многих процессов, на разных уровнях становится
актуальной для анализа уровня постнеклассической философии, связанной с
разнообразными реконструкциями. В плане культурном и философском изменение
статуса субъективности до середины ХХ столетия оценивалось в соответствии с
классическими образцами, то есть негативно – как наступление субъективизма,
иррационализма, нигилизма. В связи с этим и пространство культуры
представлялось все более фрагментированным, лишающимся своих устойчивых
измерений и соответствий. С этой точки зрения и поле общества виделось
совокупностью взаимодействий разных субъектов, удерживаемых от произвола
только жесткими структурами социальности. Примерно со второй четверти ХХ в.
вопрос о субъективности вступает в резонанс с проблемой поиска собственно
человеческих ресурсов развития общества.
В классической ситуации подчеркивалась привилегия объективности (и
объектности), ее значение, необходимость считаться с ней и ей
соответствовать, меротворческая функция, по сути оставались в ведении
субъекта. В постнеклассической ситуации, когда, казалось бы, образцы
объекта окончательно утеряны, именно способ бытия объекта становится
важнейшим фактором определения моделей, выстраивающих взаимодействие с ним.
Учет этого фактора оказывается существенным моментом воспроизводства самого
субъекта, его сохранения и конструирования. Субъект в этой ситуации не
может быть ни абстрактным, ни монолитным; его идентичность подтверждается
постоянно возобновляемой способностью вырабатывать и воспроизводить модели
взаимодействия. Образ Другого первоначально антропоморфен и
персоналогичен; модели взаимодействия с Другим поэтому характеризуются в
соответствии с представлением о межличностном общении людей; достаточно
вспомнить первые попытки обоснования методологии гуманитарного познания,
наук о духе, процедуры понимания. Но продолжение этих попыток приводит
постепенно к убеждению, что для понимания Другого недостаточно личностного
сочувствия, со-понимания, со-действия: задача в том и состоит, что
необходимо выйти за рамки имеющихся личностных, субъективных, субъектных
представлений и понятий, преобразовать и переформулировать их, чтобы
определить продуктивный порядок взаимодействия.
Для философии (и для обыденного сознания) осмысление этой ситуации
дается с трудом. Прежде всего, видимо, потому приходится преодолевать не
столько логико-методологические сложности, сколько трудности морально-
психологического характера: по сути, необходимо сделать нормой практику
перехода за рамки личностного опыта, за пределы индивидной субъективности.
Преодоление этих личностно-психологических барьеров, скрыто
присутствовавших в философско-методологической работе, фактически означает
наступление постнеклассического этапа и оформление постнеклассического типа
философствования. Трудности и сложности этой транзитивной ситуации,
естественно, выражаются прежде всего через реакции, фиксирующие
недостаточность индивидно-психологических форм для работы философствующего
субъекта. Поэтому трактовка преодоления этих форм часто перерастает в
тезисы о разрушении или уничтожении субъекта, об исчезновении автора, о
дегуманизации философии и т. д. Аналогичным образом многомерность
другого, неклассичность объектов и способов их фиксации порождают идеи
распада объективности и уничтожения реальности. За этим следует осознание
трудности методологической работы, сопряженной с конструированием новой
формы субъективности, с определением режима схем взаимодействия, с техникой
реконструирования объективных ситуаций и форм их освоения.
Преодолеваются не столько логико-методологические проблемы, сколько
проблемы перехода за пределы субъективности. Наступивший постнеклассический
этап и оформившийся постнеклассический тип философствования часто
перерастают в тезисы о разрушении субъекта, дегуманизации философии и т.
п.; осознается трудность методологической работы, сопряженной с
конструированием новой формы субъективности.
Постнеклассическая философия и наука не дают однозначной интерпретации
мира, строят релятивистские картины. Культурная ситуация современности
продемонстрировала неоднозначность кризиса философского сознания. Новые
эталоны подвели к изменению в интерпретации стиля мышления в науке,
понимания специфики осмысливаемого опыта динамики историко-философской
традиции, типов рациональности, категориального аппарата современной
философии, моделирования универсума, понимания когнитивных процедур,
моделирования социальных процессов. Постнеклассический период философии и
науки требует обновления образцов понимания и характеристик мышления. Новые
рефлексивные подходы характеризуют и научное мышление. Научная
рациональность постнеклассического типа означает радикально новую
постановку вопроса о сущности механизмов и пределов воздействия человека на
природу. Эволюция постнеклассической философии изменяет представление о
когнитивной рациональности. Развитие семантического вектора приводит к
парадигмальному сдвигу в интерпретации субъекта. На сегодняшний день в
истории постнеклассической философии выделяют своего рода классический
(деконструктивистский) период в отличие от современного периода развития
постнеклассики, что нашло отражение в изменении понимания мышления, науки,
социальной сферы, проблемы человека.
Актуальность выбранной темы связана с динамическими процессами в
области философии, науки, культуры и процессов мышления, а также
необходимостью его переосмысливания. Взаимообусловленность и взаимосвязь
постнеклассической науки и постмодернистской культуры, а также научной
маргинальности и постмодернистской плюральности представлена в творчестве
крупнейшего итальянского ученого-семиотика, медиевиста и писателя Умберто
Эко, исследование его творчества в целом в данном контексте не было
достаточно разработано в нашей стране.
Целью исследования является анализ постнеклассического образа науки и
мышления, а также постмодернистского синтеза науки и искусства на примере
творчества У. Эко. Цель исследования будет достигнута путем решения
следующих задач:
- Анализа характерных особенностей постнеклассического этапа развития
философии, определение истоков и природы феномена постнеклассики.
- Введения в проблемный контекст современной философии через уяснение
актуальных проблем постнеклассического этапа философствования, отражение
важнейших подходов современной философии и науки.
- Всестороннего исследования в области семиологии, эстетики, этики,
литературоведения, а также художественного творчества У. Эко как
крупнейшего представителя постмодернизма.
- Синтеза полученных данных исследования, выведения общих
характеристик и закономерностей развития постнеклассической науки и
постмодернистской культуры.
При проведении данного исследования были использованы следующие
методы:
- метод герменевтической интерпретации текстов;
- компаративный метод;
- метод анализа;
- метод синтеза.
Глава 1. Постнеклассический образ науки и мышления.
1. Постнеклассический тип научной рациональности.
Постнеклассика буквально означает посленеклассика, то есть состояние
научной рациональности в период после господства неклассического типа
рациональности. Возникнув как реакция на последнюю (которая, в свою
очередь, появилась как реакция на кризис классической рациональности),
постнеклассика, тем не менее свои истоки берет от нее. Развитие
неклассического типа научной рациональности условно можно отнести к первой
половине ХХ века, а постнеклассического типа - к концу ХХ - началу XXI
века. Для неклассической рациональности характерна идея относительности
объекта к средствам и операциям деятельности, экспликация этих средств и
операций выступает условием получения истинного знания об объекте. Образцом
реализации этого подхода явилась квантово-релятивистская физика.
Постнеклассическая рациональность учитывает соотнесенность знаний об
объекте не только со средствами, но и ценностно-целевыми структурами
деятельности, предполагая экспликацию внутринаучных ценностей и их
соотнесение с социальными целями и ценностями. Появление каждого нового
типа не устраняет предыдущего, но ограничивает поле его деятельности.
Каждый из них расширяет поле исследуемых объектов.
Переход классического типа научной рациональности к неклассическому
типу, по словам В. В. Ильина, означает несоизмеримо большее, нежели
включение в наукооборот постоянных с и h, разграничивающих масштабы
природы как предметы освоения и предыдущего и последующего знания.
Неклассику от классики отделяет пропасть, мировоззренческий, общекультурный
барьер, несовместимость качества мысли 1, 69. Автор образно сравнивает
замещение неклассикой классики с природным катаклизмом, схождением
неклассической лавины на традицию, в результате чего происходит крушение
последней, и возведение на ее обломках причудливого, неведомого нам типа
ментальности 1, 69. С целью демонстрации этого В. В. Ильин обращает наше
внимание на исходные стилеобразующие слагаемые неклассики, для чего в
множестве содержательно инспирировавших ее факторов в качестве доминант
обособляет следующие идейные линии: психоанализ, психологизм,
феноменологию, персонализм, анархизм и волюнтаризм, прагматизм,
полифундаментальность, интегратизм, холизм, антисозерцательность,
релятивизм, дополнительность, когерентность, нелинейность, симметрию,
топосы, утрату наглядности, поворот от бытия к становлению, интертеорию,
модернизм, синергизм, появление вычислительной науки. Остановимся подробнее
на трех последних составляющих неклассики, так как они представляют
наибольший интерес в контексте нашего исследования.
Итак, модернизм для перспектив неклассики значим подчеркнутостью
отхода от наглядности, духом эпатажа, борьбой с устоявшимся, склонностью к
допущению новых типов рациональности, опорой на условность,
экспериментаторство. Идейные силовые линии модерна и неклассики совпадают
буквально: интенции на ревизию вечных истин, релятивизацию стандартов,
экзистенциализацию ситуаций, увязывание истины с субъективным взглядом на
мир, признание уникальности личностного видения, самоценности избранных
систем отчета (неопределенность, локальность, моментализм), отрицание
зеркальности, прямолинейности вектора от реальности к ее изображению и
пониманию: идея самовыражения – обусловленная новыми задачами индивида
установка не на внешний, а на внутренний мир (роль субъекта в познании,
акцент объективно-идеальных ракурсов знания); сюрреализация
действительности – сращение реального и нереального в ее (действительности)
изобразительных реконструкциях.
Синергизм. Классическая наука, уделявшая основное внимание
устойчивости, порядку, однородности и равновесию, изучала главным образом
замкнутые системы и линейные соотношения, в которых малый сигнал на входе
вызывает равномерно во всей области определения малый отклик на выходе.
Такими замкнутыми системами являются некоторые части Вселенной, но они в
лучшем случае составляют лишь малую долю физической Вселенной. Большинство
же систем открыты – они обмениваются энергией и веществом (можно было бы
добавить: и информацией) с окружающей средой. К числу открытых систем
принадлежат биологические и социальные системы, а это означает, что любая
попытка понять их в рамках механистической модели заведомо обречена на
провал.
Кроме того, открытый характер подавляющего большинства систем во
Вселенной наводит на мысль о том, что реальность отнюдь не является ареной,
на которой господствует порядок, стабильность и равновесие: главенствующую
роль в окружающем нас мире играют неустойчивость и неравновесность.
Если воспользоваться терминологией И. Пригожина (лауреата Нобелевской
премии в 1977г. за вклад в развитие термодинамики неравновесных процессов),
то можно сказать, что все системы содержат подсистемы, которые непрестанно
флуктуируют. Иногда отдельная флуктуация или комбинация флуктуаций может
стать (в результате положительной обратной связи) настолько сильной, что
существовавшая прежде организация не выдерживает и разрушается. В этот
переломный момент (называемый особой точкой или точкой бифуркации)
принципиально невозможно предсказать, в каком направлении будет происходить
дальнейшее развитие: станет ли состояние системы хаотическим или она
перейдет на новый, более дифференцированный и более высокий уровень
упорядоченности или организации, называемой диссипативной структурой.
(Физические и химические структуры такого рода получили название
диссипативных потому, что для их поддержания требуется больше энергии, чем
для поддержания более простых структур, на смену которым они приходят).
Один из острых ключевых моментов, развернувшихся вокруг понятия
диссипативной структуры, связан с тем, что И. Пригожин подчеркивает
возможность спонтанного возникновения порядка и организации из беспорядка и
хаоса в результате процесса самоорганизации.
Чтобы понять суть этой чрезвычайно плодотворной идеи, необходимо
прежде всего провести различие между системами равновесными, слабо
неравновесными и сильно неравновесными.
Представим себе некое племя, находящееся на чрезвычайно низкой
ступени развития. Если уровни рождаемости и смертности сбалансированы, то
численность племени остается неизменной. Располагая достаточно обильными
источниками пищи и других ресурсов, такое племя входит в качестве
неотъемлемой составной части в локальную систему экологического равновесия.
Теперь допустим, что уровень рождаемости повысился. Небольшое преобладание
рождаемости над смертностью не оказало бы заметного влияния на судьбу
племени. Вся система перешла бы в состояние, близкое к равновесному.
Но представим себе, что уровень рождаемости резко возрос. Тогда
система оказалась бы сдвинутой в состояние, далекое от равновесия, и на
первый план выступили бы нелинейные отношения. Находясь в таком состоянии,
системы ведут себя весьма необычно. Они становятся чрезвычайно
чувствительными к внешним воздействиям. Слабые сигналы на входе системы
могут порождать значительные отклики и иногда приводить к неожиданным
эффектам. Система в целом может перестраиваться так, что ее поведение
кажется нам непредсказуемым.
В дополнении к сказанному нельзя не упомянуть еще об одном открытии.
Представим себе, что в ходе химической реакции или какого-то другого
процесса вырабатывается фермент, присутствие которого стимулирует
производство его самого. Специалисты по вычислительной математике и технике
говорят в таких случаях о петле положительной обратной связи. В химии
аналогичное явление принято называть автокатализом. В неорганической химии
автокаталитические реакции встречаются редко, но, как показали исследования
по молекулярной биологии, петли положительной обратной связи (вместе с
ингибиторной, или отрицательной, обратной связью и более сложными
процессами взаимного катализа) составляют саму основу жизни. Именно такие
процессы позволяют объяснить, каким образом совершается переход от
крохотных комочков ДНК к сложным живым организмам.
Обобщая, можно утверждать, что в состояниях, далеких от равновесия,
очень слабые возмущения, или флуктуации, могут усиливаться до гигантских
волн, разрушающих сложившуюся структуру, а это проливает свет на
всевозможные процессы качественного или резкого (не постепенного, не
эволюционного) изменения. Факты, обнаруженные и понятые в результате
изучения сильно неравновесных состояний и нелинейных процессов, в сочетании
с достаточно сложными системами, наделенными обратными связями, привели к
созданию совершенно нового подхода, позволяющего установить связь
фундаментальных наук с периферийными науками о жизни и, возможно, даже
понять некоторые социальные процессы.
По утверждению О. Тоффлера, Факты, о которых идет речь, имеют не
меньшее, если не большее, значение для социальных, экономических или
политических реальностей. Такие слова, как революция, экономический
кризис, технологический сдвиг и сдвиг парадигмы, приобретают новые
оттенки, когда мы начинаем мыслить о соответствующих понятиях в терминах
флуктуаций, положительных обратных связей, диссипативных структур,
бифуркаций и прочих элементов концептуального лексикона школы Пригожина
2, 20.
Появление вычислительной науки (Computer Science). Моделирование
поведения больших сложных систем в экстремальных ситуациях (волновые
коллапсы, турбулентность) компьютерными методами по сути размывает
традиционные границы эспериментальных и концептуальных исследований.
Возникает нетрадиционный синтетический тип разработческой деятельности,
именуемый машинной имитацией. Главными последствиями этого являются:
1) удаление от натурного эксперимента;
2) фактический переход на трудно воспроизводимый однократный,
одноразовый эксперимент;
3) обострение проблемы выявления систематической ошибки в эксперименте;
становится трудно реализовать обычную практику описания
экспериментальных процедур.
Понятие самоорганизации предполагает существенно личностный,
диалоговый способ мышления – открытый будущему, развивающийся во времени
необратимый коммуникативный процесс. Подобный диалог представляет собой
искусство, которое не может быть целиком и полностью описано средствами
формальной логики, сколь бы развитой и совершенной она не была. В этом
диалоге нет готовых ответов на задаваемые вопросы, как нет и окончательного
перечня самих вопросов. Каждая из вовлеченных в такой диалог сторон не
является только спрашивающей или только отвечающей. Так что организация
подобного диалога, а – это одна из основных задач практики использования
современных ЭВМ в любых сложных, комплексных, междисциплинарных
исследованиях, - с необходимостью предполагает единство формальных и
неформальных методов мышления, единство логики и творческой интуиции.
Отсюда и личностный аспект диалога.
Таким образом, можно судить о неклассике как о весьма цельном,
однородном пласте духовности, подготовленном глубокими идейными процессами
на рубеже XIX – первой четверти ХХ века. Неклассика обнаруживает себя на
границах философии и науки, когда классические теории познания
сталкиваются с объектами, не укладывающимися в привычные познавательные
формы. Так, категориальный аппарат классического механицизма,
рассматривающего лишь простые системы, при появлении в качестве объекта
изучения больших систем оказался неадекватным для их объяснения и требовал
корректив. Для описания простых систем достаточно полагать, что суммарные
свойства их частей исчерпывающе определяют свойства целого. Часть внутри
целого и вне целого обладает одними и теми же свойствами, связи между
элементами подчиняются лапласовской причинности, пространство и время
предстают как нечто внешнее по отношению к таким системам, состояния их
движения никак не влияют на характеристики пространства и времени.
Все эти категориальные смыслы составляли своеобразную матрицу
описания механических систем. Именно они выступали образцами малых
(простых) систем. В технике - это машины и механизмы эпохи первой
промышленной революции и последующей индустриализации: паровая машина,
двигатель внутреннего сгорания, автомобиль, различные станки и т. п. В
науке – объекты, исследуемые механикой. Показательно, что образ часов –
простой механической системы – был доминирующим в науке XVII – XVIII вв. и
даже первой половины XIX столетия. Мир устроен как часы, которые однажды
завел Бог, а дальше они идут по законам механики. Категориальная сетка
описания малых систем была санкционирована философией механицизма в
качестве философских оснований науки этой эпохи. Как простую механическую
систему рассматривали не только физические, но и биологические, а также
социальные объекты (концепция человека и общества Ламетри и Гольбаха;
стремление Сен-Симона и Фурье отыскать закон тяготения по страстям,
аналогичный ньютоновскому закону всемирного тяготения; попытки
родоночальника социологии О. Конта построить теорию общества как социальную
механику).
В неклассике в качестве больших систем рассматриваются
саморегулирующиеся системы, в постнеклассике – саморазвивающиеся. Большие
системы имеют целый ряд характеристических признаков. Они дифференцируются
на относительно автономные подсистемы, в которых происходит массовое,
стохастическое взаимодействие элементов. Целостность системы предполагает
наличие в ней особого блока управления, прямые и обратные связи между ними
и подсистемами. Большие системы гомеостатичны. В них обязательно имеется
программа функционирования, которая определяет управляющие команды и
корректирует поведение системы на основе обратных связей. Автоматические
станки, заводы-автоматы, системы управления космическими кораблями,
автоматические системы регуляции грузовых потоков с применением
компьютерных программ и т. п. – все это примеры больших систем в технике. В
живой природе и обществе – это организмы, популяции, биогеоценозы,
социальные объекты, рассмотренные как устойчиво воспроизводящиеся
организованности.
Категории части и целого применительно к сложным саморегулирующимся
системам обретают новые характеристики. Целое уже не исчерпывается
свойствами частей, возникает системное качество целого. Часть внутри целого
и вне его обладает разными свойствами. Так, органы и отдельные клетки в
многоклеточных организмах специализируются и в этом качестве существуют
только в рамках целого. Будучи выделенными из организма, они разрушаются
(погибают), что отличает сложные системы от простых механических систем,
допустим, тех же механических часов, которые можно разобрать на части и из
частей вновь собрать прежний работающий механизм.
Причинность в больших, саморегулирующихся системах уже не может быть
сведена к лапласовскому детерменизму (в этом качестве он имеет лишь
ограниченную сферу применяемости) и дополняется идеями вероятностной и
целевой причинности. Первая характеризует поведение системы с учетом
стохастического характера взаимодействий в подсистемах, вторая – действие
программы саморегуляции как цели, обеспечивающей воспроизводство системы.
Возникают новые смыслы в пространственно-временных описаниях больших,
саморегулирующихся систем. В ряде ситуаций требуется наряду с
представлениями о внешнем времени вводить понятие внутреннего времени
(биологические часы и биологическое время).
Исследования сложных саморегулирующихся систем особенно
активизировались с возникновением кибернетики, теории информации и теории
систем. Но многие особенности их категориального описания были выявлены
предшествующим развитием биологии и в определенной мере, квантовой физики.
Но в процессе возникновения новой теории ее создатели вынуждены были
вносить изменения в классические интерпретации. Выяснились принципиальные
ограничения применения классических понятий координата и импульс,
энергия и время (соотношения неопределенности). Был сформулирован
принцип дополнительности причинного и пространственно-временного описания,
что внесло новые коррективы в понимание соответствующих категорий.
Вырабатывалось представление о вероятностной причинности как дополнения к
жесткой (лапласовской) детерминации.
Сложные саморегулирующиеся системы можно рассматривать как устойчивые
состояния более сложной целостности – саморазвивающихся систем. Этот тип
системных объектов характеризуется развитием, в ходе которого происходит
переход от одного вида саморегуляции к другому. Саморазвивающимся системам
присуща иерархия уровневой организации элементов, способность порождать в
процессе развития новые уровни. Причем каждый новый уровень оказывает
обратное воздействие на раннее сложившиеся, перестраивает их, в результате
чего система обретает новую целостность. С появлением новых уровней
организации система дифференцируется, в ней формируются новые, относительно
самостоятельные подсистемы. Вместе с тем перестраивается блок управления,
возникают новые параметры порядка, новые типы прямых и обратных связей.
Сложные саморазвивающиеся системы характеризуются открытостью,
обменом веществом, энергией и информацией с внешней средой. В таких
системах формируются особые информационные структуры, фиксирующие важные
для целостности системы особенности ее взаимодействия со средой (опыт
предшествующих взаимодействий). Эти структуры выступают в функции программ
поведения системы. Сегодня познавательное и технологическое освоение
сложных саморазвивающихся систем начинает определять стратегию переднего
края науки и технологического развития. К таким системам относятся
биологические объекты, рассматриваемые не только в аспекте их
функционирования, но и в аспекте развития, объекты современных
биотехнологий и прежде всего генетической инженерии, системы современного
проектирования, когда берется не только та или иная технико-технологическая
система, но и еще более сложный развивающийся комплекс – человек - технико-
технологическая система, плюс экологическая система, плюс культурная среда,
принимающая новую технологию. К саморазвивающимся системам относятся
современные сложные компьютерные сети, предполагающие диалог человек-
компьютер, глобальная паутина - INTERNET. Наконец, все социальные
объекты, рассмотренные с учетом их исторического развития, принадлежат к
типу сложных саморазвивающихся систем. Научным знанием о саморазвивающихся
системах выступает синергетика.
Возвращаясь к вопросу о неклассическом типе рациональности, отметим,
что она не ушла в историю, уступив свое место молодой, процветающей
постнеклассике. Реальная незавершенность интеллектуальной фазы неклассики
не позволяет предметно решать вопрос датировок: известно лишь место и время
финиша. И все же используя экстраполяцию, возможно обойти план хроники,
переводя обсуждение в интенсивно теоретическую плоскость 1; 85. Являясь
реакцией на кризис классики, неклассика тем не менее не порывает с ней
полностью, связь между ними просматриваться в части толкования
предназначения знания. Задачу науки они видят в раскрытии природы бытия,
постижении истины. Замыкаясь на натуралистическом отношении познание –
мир, знание – описание реальности, они одинаково отстраняются от
аксиологических отношений познание – ценность, знание – предписание
реальности.
В ситуации превращения знания в орудие, рукотворную планетарную силу,
возникает вопрос цены, жизнеобеспечения истины. Человек подходит к
распутью, что важнее: знание о мире или знание о деятельности в мире. После
Второй мировой войны, после атомных бомбардировок в Хиросиме и Нагасаки,
после катастрофы в Чернобыле возникла необходимость в переоценке
ценностей знания. Неклассическая цепочка знание – реальность
трансформируется в кольцо реальное знание и его человеческий потенциал в
онаучиваемой реальности. Так возникает новый тип научной рациональности –
постнеклассический (или, по В.В.Ильину, неонеклассический).
Натуралистические гео- и гелиоцентризации уступают место аксиологической
антропоцентризации; высшим кредо постижения мира предстает не
эпистемологический (знание – цель), а антропный принцип: знание – средство,
при любых обстоятельствах познавательная экспансия должна получать
гуманитарное, родовое оправдание. Подобная постановка обостряет проблему
взаимоотношения знания и цели, истины и ценности, еще более разобщая
постнеклассику с классикой и неклассикой. Если классика и неклассика
функционировали как знания-отображения, ориентированные на постижения
свойств мира, то постнеклассика функционирует как знание-инструмент,
ориентированный на утверждение нас в мире. Если раньше вожделением бытия
было знание бытия, то в настоящий момент радикализуется знание перспектив
творения бытия, отвечающего нашим запросам.
Таким образом, очевиден сдвиг с субстанциализма на креативизм, с
онтологии на телеологию, этот сдвиг оправдывается встройкой в знание новых
преобладающих тенденций. В их числе:
Синкретизм. Из принципиальных глобальных движений человечества по
упрочению перспектив рода, получению ясных гарантий выживания ставится
задача сознательного созидания бытия, обеспечивающего новую историю. В
таком ракурсе интенции фундаментальной науки на получение достоверного
знания изначально увязываются с интенциями прикладной науки на получение
социально работоспособного утилизуемого знания. По ходу проектирования
бытия в творческой деятельности с намерением получать оптимальные
результаты нет иного пути, как сообразовываться с гуманитарно высокими
образцами, согласующими знание и ценности, истину и идеалы, этику и
технологию.
Телеономия. В постнеклассике знания и ценности перестают
противостоять друг другу. Наука не просто познает мир, она познает его для
человека, потому что мир без человека ничто. В этой связи внутренние
инициативы науки не могут быть оторваны от жизненных (внешних) реалий.
Наука лишается самодовлеющего статуса: вершение науки не цель, а средство
самоутверждения человечества. Науке отводится подобающее место, поместив ее
в отличающийся большей самодостаточностью ценностный контекст. Принимая во
внимание, что наука потенциально в состоянии: 1) обслуживать далекие от
интересов истины предприятия; 2) представлять угрозу для существования
человека и человечества; 3) инициировать столкновение человеческих воль с
вероятностью одиозных исходов, - она не может функционировать в режиме
автономного спонтанного действия. Необходима иерархия ценностей,
расставляющая приоритеты с позиций учета коренных целей человечества как
рода. Традиционная модель наука – действительность трансформируется в
нетрадиционную модель наука – очеловеченная действительность. В последнем
случае истолковывание вещно-физического уже не может дистанцироваться от
экзистенциально-жизненного, истина и ценность перестают быть разобщенными.
Вместо классической целесообразности постнеклассика провозглашает
целесообразно-смысловое начало, видит мир антропоморфным Отныне познать
мир, возникший как материализация человеческих целей, означает раскрыть
предназначение, побуждение, человека.
Новая рациональность. Классика и неклассика строились как дианойа:
знание – беспристрастный логико-понятийный анализ реальности; либо как
эпистема: знание, согласованное с внутренними канонами рационального
анализа реальности (стандарты экспериментального и логического
доказательства). В нашей ситуации, когда мир взвешивается ценностями,
антиаксиологизм или узкий формально-рациональный аксиологизм чреват
катастрофой.
Для классики и неклассики бытие бессмысленно, интерпретирумо в
терминах когитальной прагматики: техногенное естествознание объясняет и
утилизует. Для постнеклассики бытие как сгусток ценностно-целевых
инкарнаций осмысленно: воспринимаемо через призму оптимальных путей
выживания, т. е. тех идеалов гуманитарных констант, абсолютов, которые
пролонгируют вершение родовой истории.
Для допускающих финализацию деятельности классики и неклассики
апофеоз науки – законосообразная истина. Потому рационально то, что ведет к
ней. Такая финализация для постнеклассики кощунственна: поскольку
контрапункт – целесообразная жизнь, выживание, рационально то, что ведет к
ним. Таким образом, постнеклассика вводит иную идеологию рациональности,
которая кратко определяется как гуманитарный антропоморфизм.
Классическая, неклассическая и постнеклассическая науки предполагают
различные типы рефлексии над деятельностью: от элиминации из процедур
объяснения всего, что не относится к объекту (классика), к осмыслению
соотнесенности объясняемых характеристик объекта с особенностями средств и
операций деятельности (неклассика), до осмысления ценностно–целевых
ориентаций субъекта научной деятельности в их соотнесении с социальными
ценностями и целями (постнеклассика). Важно, что каждый из этих уровней
рефлексии коррелятивен системным особенностям исследуемых объектов и
выступает условием их эффективного освоения (простых систем как
доминирующих объектов в классической науке, сложных саморегулирующихся
систем в неклассической, сложных саморазвивающихся – в постнеклассической).
Объективность исследования как основная установка науки достигается каждый
раз только благодаря соответствующему уровню рефлексии, а не вопреки нему.
Как уже отмечалось в данной работе, все три типа научной рациональности
взаимодействуют и появление каждого нового из них не отменяет
предшествующего, а лишь ограничивает его, очерчивает сферу его действия.
При теоретико-познавательном описании ситуаций, относящихся к различным
типам рациональности, требуется вводить каждый раз особую идеализацию
познающего субъекта. И между этими идеализациями можно установить связи.
Классическая наука и ее методология абстрагируется от деятельностной
природы субъекта, в неклассической эта природа уже выступает в ясном виде,
в постнеклассической она дополняется идеями социокультурной обусловленности
науки и субъекта научной деятельности.
Идеализации познающего субъекта не означают, что всегда речь идет об
отдельно взятом исследователе, осуществляющем поиск и создающем, допустим,
новую теорию. Это может быть и коллективный субъект познания. С усложнением
научной деятельности и изучаемых ею объектов то, что создавалось на этапе
классической науки одним исследователем, часто становится результатом
деятельности коллектива ученых, с особыми коммуникациями между ними и с
определенным разделением научного труда. Например, если классическую теорию
электромагнитного поля создал Д. К. Максвелл, то для построения ее
неклассического аналога – квантовой электродинамики понадобились усилия
целого созвездия физиков, которые выступили в роли своего рода совокупного
исследователя, коллективного субъекта творчества, построившего новую
теорию. Еще более сложные коммуникации внутри исследовательского сообщества
возникают в постнеклассической науке. Здесь осваиваются часто уникальные,
человекоразмерные саморазвивающиеся системы, требующие согласованных усилий
специалистов уже не одной, а из нескольких дисциплин.
Коллективный субъект здесь возникает в сети еще более сложных
коммуникаций, чем в дисциплинарных исследованиях. Появляются новые
функциональные роли в кооперации исследовательского труда. Необходимость
этической оценки исследовательских программ требует специальных экспертных
знаний. Возрастает роль методологического анализа как условия коммуникации
носителей разных дисциплинарных знаний, включаемых в состав
коллективного исследователя той или иной развивающейся, человекоразмерной
системы.
Новый тип рациональности, который сегодня утверждается в науке и
технологической деятельности со сложными развивающимися человекоразмерными
системами, резонирует с древневосточными представлениями о связи истины и
нравственности. Это, конечно, не значит, что тем самым принижается ценность
рациональности, которая всегда имела приоритетный статус в западной
культуре. Тип научной рациональности сегодня изменяется, но сама
рациональность остается необходимой для понимания и диалога различных
культур, который невозможен вне рефлексивного отношения к их базисным
ценностям. Рациональное понимание делает возможной позицию равноправия всех
систем отсчета (базовых ценностей) и открытости всех культурных миров для
диалога. В этом смысле можно сказать, что развитые в лоне западной
культурной традиции представления об особой ценности научной рациональности
остаются важнейшей опорой в поиске новых мировоззренческих ориентиров, хотя
сама рациональность обретает новые модификации в современном развитии.
Сегодня во многом теряет смысл ее жесткое противопоставление многим идеям
традиционных культур.
В современной постнеклассической науке все большее место занимают
сложные исторически развивающиеся системы, включающие человека. К ним
относятся объекты современных биотехнологий, в первую очередь генной
инженерии, медико-биологические объекты, крупные экосистемы, включая
системы искусственного интеллекта, социальные объекты и т. д. В широком
смысле сюда можно отнести любые сложные синергетические системы,
взаимодействие с которыми превращает само человеческое действие в компонент
системы. Методология исследования таких объектов сближает естественно-
научное и гуманитарное познание, составляя основу для их глубокой
интеграции.
Однако синергетика не отменяет и не заменяет системного исследования.
Конкретные модели физических, биологических и социальных систем,
рассмотренных в аспекте их изменения и развития, создаются в синергетике с
учетом понятийного аппарата системных исследований.
Синергетика не открывала ни иерархической связанности уровней организации
в саморазвивающихся системах, ни наличия в них относительно автономных
подсистем, ни прямых и обратных связей между уровнями, ни становления новых
уровней сложной системы в процессе его развития. Все это она заимствовала
из раннее выработанных системных представлений, вошедших в научную картину
мира и конкретизированных прежде всего в биологии и социальных науках.
Любая система взаимодействует с другими системами. Она может входить
в более сложные системы и вместе с тем включать в качестве своих подсистем
другие системы (часто относящиеся к сложным организованностям). Она может
обмениваться веществом, энергией, информацией с окружающими ее системами.
Вся эта сложная сеть взаимодействий может быть представлена интегрально как
нелинейная среда (или набор нелинейных сред). Идеализация нелинейной среды
является одним из ключевых теоретических конструктов синергетики. Этот
конструкт используется во многих конкретных теоретических моделях
самоорганизации, относящимся к самым различным областям (физики, химии,
биологии, исследования социальных процессов). Но его онтологизация имеет
свои границы.
Конечно, можно интерпретировать мир и как набор нелинейных сред. Но
при этом остается (и в явном виде не представлена) выявленная
предшествующим развитием науки иерархия системных объектов, образующих нашу
Вселенную (кварки и другие элементарные частицы, атомы, молекулы,
макротела, звезды и планетные системы, галактики; уровни системной
организации живого – доклеточный уровень, клетки, многоклеточные организмы,
популяции, биогеоценозы, биосфера; структуры социальной жизни).
Принципиально важно различать синергетику как научную картину мира и
синергетику как совокупность конкретных моделей самоорганизации,
применяемых в различных областях знания (физике, химии, биологии,
нейрофизиологии, экономических науках, и т. д.). Непосредственно
онтологический статус имеют конструкты научной картины мира, а идеализации
конкретных теоретических моделей получают такой статус опосредованно, через
связь с конкретной картиной мира.
Идеи синергетики сегодня претендуют на роль фундаментальных
представлений общенаучной картины мира. Во многом именно с этими
претензиями связаны споры вокруг синергетики, признание или непризнание ее
идей в качестве стратегии современных исследований. Пользу же конкретных
моделей синергетики (динамики нелинейных систем) мало кто подвергает
сомнению.
Ключевой идеей обоснования синергетических представлений, включаемых
в общенаучную картину мира, выступает универсальный (глобальный)
эволюционизм, который не сводится только к идее развития, распространяемой
на все объекты Вселенной. Он включает в себя также идею связи эволюционных
и системных представлений.
Развитие современной научной картины мира на базе идей синергетики
ставит в ряд новых, достаточно сложных проблем. Наибольшие трудности
связаны с представлениями о наличии в саморазвивающихся системах особых
информационных структур-кодов, которые фиксируют ценную для системы
информацию, выступают ее компонентом и определяют ее взаимодействия со
средой и ее воспроизводимости как целого. Современная наука выявила и
описала такого рода информационные структуры и их функции применительно к
живым и социальным системам. Это – генетический аппарат биологических
организмов; это – культура, ее базисные ценности в организмах социальных.
Вопрос состоит в том, насколько возможно распространять такой подход на
саморазвивающиеся системы неживой природы. Первые шаги в этом направлении
уже сделаны: здесь следует выделить исследования Д. С. Чернавского,
построившего модели генерации ценной информации в обобщенной форме, включая
процессы самоорганизации в неживой природе 3, 12.
Различение синергетики как аспекта общей научной картины мира и как
конкретных моделей самоорганизации позволяет прояснить механизмы
междисциплинарных взаимодействий при исследовании сложных,
саморазвивающихся систем.
Термин междисциплинарность часто употребляется как обозначение
специфики синергетики. При этом подчеркивается ее радикальное отличие и
даже полная противоположность дисциплинарному подходу. Основанием такого
противопоставления выступает трактовка дисциплинарных исследований как
ориентированных на предмет, а междисциплинарных на метод, соответственно
которому отыскиваются соответствующие предметные области применения. Такая
трактовка конкретизируется через описание дисциплинарных исследований как
решения задач, детерминированных представлениями о предмете, где доминируют
вертикальные связи от теории к опыту и обратно. В междисциплинарных
исследованиях, напротив, предполагается, что главное – это горизонтальные
связи, знание метода и переносы метода из одной науки в другую. По
утверждению В. С. Степина, такого рода рассуждения, внешне кажущиеся
правдоподобными, требуют уточнения. Они возникают в результате недостаточно
аналитичных представлений о структуре и динамике научного знания. В
дисциплинарных исследованиях кроме решения конкретных задач есть и решение
проблем, приводящее к построению новых фундаментальных теорий. В этом
процессе важными становятся как раз горизонтальные связи между различными
областями знания внутри научной дисциплины. Такие связи прослеживаются уже
на этапе классического естествознания. Как известно, перенос математических
структур из механики простых сред в электродинамику создал предпосылки для
построения Максвеллом теории электромагнитного поля. Использование
представлений и математических средств механики частиц в термодинамике
привело к созданию молекулярно-кинетической теории теплоты, которая пришла
на смену феноменологической термодинамике.
Процессы таких трансляций средств и методов регулируются научной
картиной мира. Использование Максвеллом математических средств
гидродинамики при построении теории электромагнетизма было целенаправленно
той версией физической картины мира, которая возникла после работ Фарадея.
В этой версии в физическую картину мира включались представления о
близкодействии и полях сил. Прежний же вариант физической картины мира
задавал иную стратегию исследований – ориентацию на принцип дальнодействия
и формулировку законов электродинамики с использованием математических
средств механики точек (электродинамика Ампера – Вебера).
С возникновением дисциплинарно организованной науки в рамках ее
отдельных отраслей (наук) – физики, биологии, социально-гуманитарных наук
создаются особые образы предмета исследования – дисциплинарные онтологии.
Их обозначают также как картины исследуемой реальности (социальные научные
картины мира). Каждая из них представляет собой обобщенное видение главных
системно-структурных характеристик предмета той или иной науки. Физическая
картина мира предстает как одна из такой онтологий.
Конституирование относительно автономных дисциплин сразу же поставило
проблему синтеза развиваемых в них представлений о мире. Эта проблема стала
одной из ключевых в философии науки, начиная примерно с середины XIX
столетия. Она выступала как проблема построения общенаучной картины мира.
Процесс формирования такой картины на разных этапах развития науки
определял и ее функционирование в качестве глобальной исследовательской
программы науки. Уже в XIX столетии возникли связи между различными
дисциплинарными картинами мира, формировались общенаучные понятия и
представления, которые составляли основу развития общенаучной картины мира.
Они и определяли видение общих черт в предметах различных наук. Это, в свою
очередь, целенаправляло перенос методов из одной науки в другую. В ХХ
столетии обменные процессы между науками стали еще более интенсивными.
... продолжение
Вы можете абсолютно на бесплатной основе полностью просмотреть эту работу через наше приложение.
имени АЛЬ-ФАРАБИ
Факультет философии и политологии
Кафедра философии и методологии социального познания
Тема: Постнеклассическая наука и постмодернистская культура.
Научный
руководитель:
к.филос. н., доц.
КарабаеваА.Г.
Выполнила: маг. 2 курса
ФФиП КазНУ
имени аль-Фараби
Сатбаева И. М.
Алматы 2006.
Содержание:
Введение – 3
Глава 1. Постнеклассический образ науки и мышления. - 7
1. 1. Развитие постнеклассического типа научной рациональности. – 7
1. 2. Культура постмодерна: наука и информационные технологии, проблемы
демаркации науки и ненауки. – 23
1. 3. Предмет познания и изменение понимания субъекта в
постнеклассической философии. – 35
Глава 2. Творчество Умберто Эко: синтез науки и искусства в культуре
постмодерна. – 48
2. 1. Научно-критическая деятельность У. Эко. – 48
2. 1. а. Критика У. Эко: средневековая эстетика, литературоведение и
массовая культура. – 48
2. 1. б. Семиотический анализ и критика структурализма У. Эко. – 64
2. 2. Художественное творчество У. Эко как искусство постмодернизма. - 76
Заключение – 114
Список литературы – 118
Введение.
В современную эпоху подвергся значительным изменениям образ
философии, науки и знания, трансформируются формы и методы, посредством
которых наука осмысливает природу и общество, меняются взаимоотношения
науки с другими формами общественного сознания. Революционные сдвиги в
общественном бытии поставили перед философией ряд проблем, потребовавших
преодоления и переосмысления традиционных вопросов о природе мышления, об
антропологическом факторе, о границах и критериях познания. Развитие
философии, науки и современного мира в целом устремлено к разнообразию и
плюрализму, а в самой философии, а также в методологии науки осознана
необходимость новой парадигмы.
Неклассическая ситуация нарастала от периферии – то есть от
намечаемых проблемами науки и практики границ – к центру, к средоточению
мировоззренческих и методологических форм, сконцентрированных вокруг
классических философских образцов.
Овладение неклассической ситуацией становилось возможным при условии
изменения режима работы классических философских образцов. Условие это,
однако, под давлением мощной критической массы заметно упрощалось и
трактовалось в плане отказа от образцов как методологических и
мировоззренческих норм. Классические образцы утратили свою
привилегированную позицию, перешли на положение рядовых средств
человеческой деятельности, они поступили в полное распоряжение тех
индивидуальных субъектов, чье поведение они раннее регулировали и
направляли. Обобщенный образ человека, возвышающийся прежде над конкретным
бытием людей, превращался в одну из методологических форм для решения
некоторых частных задач познания и практики. Теперь уже отдельный субъект,
самостоятельно определяя ориентиры поведения, моделируя различные
взаимодействия, приспосабливал классические схемы к реализации своих
индивидуальных проектов. По мере того, как сокращалось поприще действия
классических образцов, все более широкой становилась зона проявления
человеческой субъективности. В плане философском и культурном происходит
изменение статуса субъективности. Субъективность освобождается от
гносеологических оценок. Сдвиг в проявлении человеческой субъективности
фиксируется первоначально психологическими исследованиями. Психология
фактически реабилитировала субъективность, сместила фокус интересов с
характеристик познавательных возможностей человека к трактовке
внерациональных сфер его бытия.
Необходимость учета многих процессов, на разных уровнях становится
актуальной для анализа уровня постнеклассической философии, связанной с
разнообразными реконструкциями. В плане культурном и философском изменение
статуса субъективности до середины ХХ столетия оценивалось в соответствии с
классическими образцами, то есть негативно – как наступление субъективизма,
иррационализма, нигилизма. В связи с этим и пространство культуры
представлялось все более фрагментированным, лишающимся своих устойчивых
измерений и соответствий. С этой точки зрения и поле общества виделось
совокупностью взаимодействий разных субъектов, удерживаемых от произвола
только жесткими структурами социальности. Примерно со второй четверти ХХ в.
вопрос о субъективности вступает в резонанс с проблемой поиска собственно
человеческих ресурсов развития общества.
В классической ситуации подчеркивалась привилегия объективности (и
объектности), ее значение, необходимость считаться с ней и ей
соответствовать, меротворческая функция, по сути оставались в ведении
субъекта. В постнеклассической ситуации, когда, казалось бы, образцы
объекта окончательно утеряны, именно способ бытия объекта становится
важнейшим фактором определения моделей, выстраивающих взаимодействие с ним.
Учет этого фактора оказывается существенным моментом воспроизводства самого
субъекта, его сохранения и конструирования. Субъект в этой ситуации не
может быть ни абстрактным, ни монолитным; его идентичность подтверждается
постоянно возобновляемой способностью вырабатывать и воспроизводить модели
взаимодействия. Образ Другого первоначально антропоморфен и
персоналогичен; модели взаимодействия с Другим поэтому характеризуются в
соответствии с представлением о межличностном общении людей; достаточно
вспомнить первые попытки обоснования методологии гуманитарного познания,
наук о духе, процедуры понимания. Но продолжение этих попыток приводит
постепенно к убеждению, что для понимания Другого недостаточно личностного
сочувствия, со-понимания, со-действия: задача в том и состоит, что
необходимо выйти за рамки имеющихся личностных, субъективных, субъектных
представлений и понятий, преобразовать и переформулировать их, чтобы
определить продуктивный порядок взаимодействия.
Для философии (и для обыденного сознания) осмысление этой ситуации
дается с трудом. Прежде всего, видимо, потому приходится преодолевать не
столько логико-методологические сложности, сколько трудности морально-
психологического характера: по сути, необходимо сделать нормой практику
перехода за рамки личностного опыта, за пределы индивидной субъективности.
Преодоление этих личностно-психологических барьеров, скрыто
присутствовавших в философско-методологической работе, фактически означает
наступление постнеклассического этапа и оформление постнеклассического типа
философствования. Трудности и сложности этой транзитивной ситуации,
естественно, выражаются прежде всего через реакции, фиксирующие
недостаточность индивидно-психологических форм для работы философствующего
субъекта. Поэтому трактовка преодоления этих форм часто перерастает в
тезисы о разрушении или уничтожении субъекта, об исчезновении автора, о
дегуманизации философии и т. д. Аналогичным образом многомерность
другого, неклассичность объектов и способов их фиксации порождают идеи
распада объективности и уничтожения реальности. За этим следует осознание
трудности методологической работы, сопряженной с конструированием новой
формы субъективности, с определением режима схем взаимодействия, с техникой
реконструирования объективных ситуаций и форм их освоения.
Преодолеваются не столько логико-методологические проблемы, сколько
проблемы перехода за пределы субъективности. Наступивший постнеклассический
этап и оформившийся постнеклассический тип философствования часто
перерастают в тезисы о разрушении субъекта, дегуманизации философии и т.
п.; осознается трудность методологической работы, сопряженной с
конструированием новой формы субъективности.
Постнеклассическая философия и наука не дают однозначной интерпретации
мира, строят релятивистские картины. Культурная ситуация современности
продемонстрировала неоднозначность кризиса философского сознания. Новые
эталоны подвели к изменению в интерпретации стиля мышления в науке,
понимания специфики осмысливаемого опыта динамики историко-философской
традиции, типов рациональности, категориального аппарата современной
философии, моделирования универсума, понимания когнитивных процедур,
моделирования социальных процессов. Постнеклассический период философии и
науки требует обновления образцов понимания и характеристик мышления. Новые
рефлексивные подходы характеризуют и научное мышление. Научная
рациональность постнеклассического типа означает радикально новую
постановку вопроса о сущности механизмов и пределов воздействия человека на
природу. Эволюция постнеклассической философии изменяет представление о
когнитивной рациональности. Развитие семантического вектора приводит к
парадигмальному сдвигу в интерпретации субъекта. На сегодняшний день в
истории постнеклассической философии выделяют своего рода классический
(деконструктивистский) период в отличие от современного периода развития
постнеклассики, что нашло отражение в изменении понимания мышления, науки,
социальной сферы, проблемы человека.
Актуальность выбранной темы связана с динамическими процессами в
области философии, науки, культуры и процессов мышления, а также
необходимостью его переосмысливания. Взаимообусловленность и взаимосвязь
постнеклассической науки и постмодернистской культуры, а также научной
маргинальности и постмодернистской плюральности представлена в творчестве
крупнейшего итальянского ученого-семиотика, медиевиста и писателя Умберто
Эко, исследование его творчества в целом в данном контексте не было
достаточно разработано в нашей стране.
Целью исследования является анализ постнеклассического образа науки и
мышления, а также постмодернистского синтеза науки и искусства на примере
творчества У. Эко. Цель исследования будет достигнута путем решения
следующих задач:
- Анализа характерных особенностей постнеклассического этапа развития
философии, определение истоков и природы феномена постнеклассики.
- Введения в проблемный контекст современной философии через уяснение
актуальных проблем постнеклассического этапа философствования, отражение
важнейших подходов современной философии и науки.
- Всестороннего исследования в области семиологии, эстетики, этики,
литературоведения, а также художественного творчества У. Эко как
крупнейшего представителя постмодернизма.
- Синтеза полученных данных исследования, выведения общих
характеристик и закономерностей развития постнеклассической науки и
постмодернистской культуры.
При проведении данного исследования были использованы следующие
методы:
- метод герменевтической интерпретации текстов;
- компаративный метод;
- метод анализа;
- метод синтеза.
Глава 1. Постнеклассический образ науки и мышления.
1. Постнеклассический тип научной рациональности.
Постнеклассика буквально означает посленеклассика, то есть состояние
научной рациональности в период после господства неклассического типа
рациональности. Возникнув как реакция на последнюю (которая, в свою
очередь, появилась как реакция на кризис классической рациональности),
постнеклассика, тем не менее свои истоки берет от нее. Развитие
неклассического типа научной рациональности условно можно отнести к первой
половине ХХ века, а постнеклассического типа - к концу ХХ - началу XXI
века. Для неклассической рациональности характерна идея относительности
объекта к средствам и операциям деятельности, экспликация этих средств и
операций выступает условием получения истинного знания об объекте. Образцом
реализации этого подхода явилась квантово-релятивистская физика.
Постнеклассическая рациональность учитывает соотнесенность знаний об
объекте не только со средствами, но и ценностно-целевыми структурами
деятельности, предполагая экспликацию внутринаучных ценностей и их
соотнесение с социальными целями и ценностями. Появление каждого нового
типа не устраняет предыдущего, но ограничивает поле его деятельности.
Каждый из них расширяет поле исследуемых объектов.
Переход классического типа научной рациональности к неклассическому
типу, по словам В. В. Ильина, означает несоизмеримо большее, нежели
включение в наукооборот постоянных с и h, разграничивающих масштабы
природы как предметы освоения и предыдущего и последующего знания.
Неклассику от классики отделяет пропасть, мировоззренческий, общекультурный
барьер, несовместимость качества мысли 1, 69. Автор образно сравнивает
замещение неклассикой классики с природным катаклизмом, схождением
неклассической лавины на традицию, в результате чего происходит крушение
последней, и возведение на ее обломках причудливого, неведомого нам типа
ментальности 1, 69. С целью демонстрации этого В. В. Ильин обращает наше
внимание на исходные стилеобразующие слагаемые неклассики, для чего в
множестве содержательно инспирировавших ее факторов в качестве доминант
обособляет следующие идейные линии: психоанализ, психологизм,
феноменологию, персонализм, анархизм и волюнтаризм, прагматизм,
полифундаментальность, интегратизм, холизм, антисозерцательность,
релятивизм, дополнительность, когерентность, нелинейность, симметрию,
топосы, утрату наглядности, поворот от бытия к становлению, интертеорию,
модернизм, синергизм, появление вычислительной науки. Остановимся подробнее
на трех последних составляющих неклассики, так как они представляют
наибольший интерес в контексте нашего исследования.
Итак, модернизм для перспектив неклассики значим подчеркнутостью
отхода от наглядности, духом эпатажа, борьбой с устоявшимся, склонностью к
допущению новых типов рациональности, опорой на условность,
экспериментаторство. Идейные силовые линии модерна и неклассики совпадают
буквально: интенции на ревизию вечных истин, релятивизацию стандартов,
экзистенциализацию ситуаций, увязывание истины с субъективным взглядом на
мир, признание уникальности личностного видения, самоценности избранных
систем отчета (неопределенность, локальность, моментализм), отрицание
зеркальности, прямолинейности вектора от реальности к ее изображению и
пониманию: идея самовыражения – обусловленная новыми задачами индивида
установка не на внешний, а на внутренний мир (роль субъекта в познании,
акцент объективно-идеальных ракурсов знания); сюрреализация
действительности – сращение реального и нереального в ее (действительности)
изобразительных реконструкциях.
Синергизм. Классическая наука, уделявшая основное внимание
устойчивости, порядку, однородности и равновесию, изучала главным образом
замкнутые системы и линейные соотношения, в которых малый сигнал на входе
вызывает равномерно во всей области определения малый отклик на выходе.
Такими замкнутыми системами являются некоторые части Вселенной, но они в
лучшем случае составляют лишь малую долю физической Вселенной. Большинство
же систем открыты – они обмениваются энергией и веществом (можно было бы
добавить: и информацией) с окружающей средой. К числу открытых систем
принадлежат биологические и социальные системы, а это означает, что любая
попытка понять их в рамках механистической модели заведомо обречена на
провал.
Кроме того, открытый характер подавляющего большинства систем во
Вселенной наводит на мысль о том, что реальность отнюдь не является ареной,
на которой господствует порядок, стабильность и равновесие: главенствующую
роль в окружающем нас мире играют неустойчивость и неравновесность.
Если воспользоваться терминологией И. Пригожина (лауреата Нобелевской
премии в 1977г. за вклад в развитие термодинамики неравновесных процессов),
то можно сказать, что все системы содержат подсистемы, которые непрестанно
флуктуируют. Иногда отдельная флуктуация или комбинация флуктуаций может
стать (в результате положительной обратной связи) настолько сильной, что
существовавшая прежде организация не выдерживает и разрушается. В этот
переломный момент (называемый особой точкой или точкой бифуркации)
принципиально невозможно предсказать, в каком направлении будет происходить
дальнейшее развитие: станет ли состояние системы хаотическим или она
перейдет на новый, более дифференцированный и более высокий уровень
упорядоченности или организации, называемой диссипативной структурой.
(Физические и химические структуры такого рода получили название
диссипативных потому, что для их поддержания требуется больше энергии, чем
для поддержания более простых структур, на смену которым они приходят).
Один из острых ключевых моментов, развернувшихся вокруг понятия
диссипативной структуры, связан с тем, что И. Пригожин подчеркивает
возможность спонтанного возникновения порядка и организации из беспорядка и
хаоса в результате процесса самоорганизации.
Чтобы понять суть этой чрезвычайно плодотворной идеи, необходимо
прежде всего провести различие между системами равновесными, слабо
неравновесными и сильно неравновесными.
Представим себе некое племя, находящееся на чрезвычайно низкой
ступени развития. Если уровни рождаемости и смертности сбалансированы, то
численность племени остается неизменной. Располагая достаточно обильными
источниками пищи и других ресурсов, такое племя входит в качестве
неотъемлемой составной части в локальную систему экологического равновесия.
Теперь допустим, что уровень рождаемости повысился. Небольшое преобладание
рождаемости над смертностью не оказало бы заметного влияния на судьбу
племени. Вся система перешла бы в состояние, близкое к равновесному.
Но представим себе, что уровень рождаемости резко возрос. Тогда
система оказалась бы сдвинутой в состояние, далекое от равновесия, и на
первый план выступили бы нелинейные отношения. Находясь в таком состоянии,
системы ведут себя весьма необычно. Они становятся чрезвычайно
чувствительными к внешним воздействиям. Слабые сигналы на входе системы
могут порождать значительные отклики и иногда приводить к неожиданным
эффектам. Система в целом может перестраиваться так, что ее поведение
кажется нам непредсказуемым.
В дополнении к сказанному нельзя не упомянуть еще об одном открытии.
Представим себе, что в ходе химической реакции или какого-то другого
процесса вырабатывается фермент, присутствие которого стимулирует
производство его самого. Специалисты по вычислительной математике и технике
говорят в таких случаях о петле положительной обратной связи. В химии
аналогичное явление принято называть автокатализом. В неорганической химии
автокаталитические реакции встречаются редко, но, как показали исследования
по молекулярной биологии, петли положительной обратной связи (вместе с
ингибиторной, или отрицательной, обратной связью и более сложными
процессами взаимного катализа) составляют саму основу жизни. Именно такие
процессы позволяют объяснить, каким образом совершается переход от
крохотных комочков ДНК к сложным живым организмам.
Обобщая, можно утверждать, что в состояниях, далеких от равновесия,
очень слабые возмущения, или флуктуации, могут усиливаться до гигантских
волн, разрушающих сложившуюся структуру, а это проливает свет на
всевозможные процессы качественного или резкого (не постепенного, не
эволюционного) изменения. Факты, обнаруженные и понятые в результате
изучения сильно неравновесных состояний и нелинейных процессов, в сочетании
с достаточно сложными системами, наделенными обратными связями, привели к
созданию совершенно нового подхода, позволяющего установить связь
фундаментальных наук с периферийными науками о жизни и, возможно, даже
понять некоторые социальные процессы.
По утверждению О. Тоффлера, Факты, о которых идет речь, имеют не
меньшее, если не большее, значение для социальных, экономических или
политических реальностей. Такие слова, как революция, экономический
кризис, технологический сдвиг и сдвиг парадигмы, приобретают новые
оттенки, когда мы начинаем мыслить о соответствующих понятиях в терминах
флуктуаций, положительных обратных связей, диссипативных структур,
бифуркаций и прочих элементов концептуального лексикона школы Пригожина
2, 20.
Появление вычислительной науки (Computer Science). Моделирование
поведения больших сложных систем в экстремальных ситуациях (волновые
коллапсы, турбулентность) компьютерными методами по сути размывает
традиционные границы эспериментальных и концептуальных исследований.
Возникает нетрадиционный синтетический тип разработческой деятельности,
именуемый машинной имитацией. Главными последствиями этого являются:
1) удаление от натурного эксперимента;
2) фактический переход на трудно воспроизводимый однократный,
одноразовый эксперимент;
3) обострение проблемы выявления систематической ошибки в эксперименте;
становится трудно реализовать обычную практику описания
экспериментальных процедур.
Понятие самоорганизации предполагает существенно личностный,
диалоговый способ мышления – открытый будущему, развивающийся во времени
необратимый коммуникативный процесс. Подобный диалог представляет собой
искусство, которое не может быть целиком и полностью описано средствами
формальной логики, сколь бы развитой и совершенной она не была. В этом
диалоге нет готовых ответов на задаваемые вопросы, как нет и окончательного
перечня самих вопросов. Каждая из вовлеченных в такой диалог сторон не
является только спрашивающей или только отвечающей. Так что организация
подобного диалога, а – это одна из основных задач практики использования
современных ЭВМ в любых сложных, комплексных, междисциплинарных
исследованиях, - с необходимостью предполагает единство формальных и
неформальных методов мышления, единство логики и творческой интуиции.
Отсюда и личностный аспект диалога.
Таким образом, можно судить о неклассике как о весьма цельном,
однородном пласте духовности, подготовленном глубокими идейными процессами
на рубеже XIX – первой четверти ХХ века. Неклассика обнаруживает себя на
границах философии и науки, когда классические теории познания
сталкиваются с объектами, не укладывающимися в привычные познавательные
формы. Так, категориальный аппарат классического механицизма,
рассматривающего лишь простые системы, при появлении в качестве объекта
изучения больших систем оказался неадекватным для их объяснения и требовал
корректив. Для описания простых систем достаточно полагать, что суммарные
свойства их частей исчерпывающе определяют свойства целого. Часть внутри
целого и вне целого обладает одними и теми же свойствами, связи между
элементами подчиняются лапласовской причинности, пространство и время
предстают как нечто внешнее по отношению к таким системам, состояния их
движения никак не влияют на характеристики пространства и времени.
Все эти категориальные смыслы составляли своеобразную матрицу
описания механических систем. Именно они выступали образцами малых
(простых) систем. В технике - это машины и механизмы эпохи первой
промышленной революции и последующей индустриализации: паровая машина,
двигатель внутреннего сгорания, автомобиль, различные станки и т. п. В
науке – объекты, исследуемые механикой. Показательно, что образ часов –
простой механической системы – был доминирующим в науке XVII – XVIII вв. и
даже первой половины XIX столетия. Мир устроен как часы, которые однажды
завел Бог, а дальше они идут по законам механики. Категориальная сетка
описания малых систем была санкционирована философией механицизма в
качестве философских оснований науки этой эпохи. Как простую механическую
систему рассматривали не только физические, но и биологические, а также
социальные объекты (концепция человека и общества Ламетри и Гольбаха;
стремление Сен-Симона и Фурье отыскать закон тяготения по страстям,
аналогичный ньютоновскому закону всемирного тяготения; попытки
родоночальника социологии О. Конта построить теорию общества как социальную
механику).
В неклассике в качестве больших систем рассматриваются
саморегулирующиеся системы, в постнеклассике – саморазвивающиеся. Большие
системы имеют целый ряд характеристических признаков. Они дифференцируются
на относительно автономные подсистемы, в которых происходит массовое,
стохастическое взаимодействие элементов. Целостность системы предполагает
наличие в ней особого блока управления, прямые и обратные связи между ними
и подсистемами. Большие системы гомеостатичны. В них обязательно имеется
программа функционирования, которая определяет управляющие команды и
корректирует поведение системы на основе обратных связей. Автоматические
станки, заводы-автоматы, системы управления космическими кораблями,
автоматические системы регуляции грузовых потоков с применением
компьютерных программ и т. п. – все это примеры больших систем в технике. В
живой природе и обществе – это организмы, популяции, биогеоценозы,
социальные объекты, рассмотренные как устойчиво воспроизводящиеся
организованности.
Категории части и целого применительно к сложным саморегулирующимся
системам обретают новые характеристики. Целое уже не исчерпывается
свойствами частей, возникает системное качество целого. Часть внутри целого
и вне его обладает разными свойствами. Так, органы и отдельные клетки в
многоклеточных организмах специализируются и в этом качестве существуют
только в рамках целого. Будучи выделенными из организма, они разрушаются
(погибают), что отличает сложные системы от простых механических систем,
допустим, тех же механических часов, которые можно разобрать на части и из
частей вновь собрать прежний работающий механизм.
Причинность в больших, саморегулирующихся системах уже не может быть
сведена к лапласовскому детерменизму (в этом качестве он имеет лишь
ограниченную сферу применяемости) и дополняется идеями вероятностной и
целевой причинности. Первая характеризует поведение системы с учетом
стохастического характера взаимодействий в подсистемах, вторая – действие
программы саморегуляции как цели, обеспечивающей воспроизводство системы.
Возникают новые смыслы в пространственно-временных описаниях больших,
саморегулирующихся систем. В ряде ситуаций требуется наряду с
представлениями о внешнем времени вводить понятие внутреннего времени
(биологические часы и биологическое время).
Исследования сложных саморегулирующихся систем особенно
активизировались с возникновением кибернетики, теории информации и теории
систем. Но многие особенности их категориального описания были выявлены
предшествующим развитием биологии и в определенной мере, квантовой физики.
Но в процессе возникновения новой теории ее создатели вынуждены были
вносить изменения в классические интерпретации. Выяснились принципиальные
ограничения применения классических понятий координата и импульс,
энергия и время (соотношения неопределенности). Был сформулирован
принцип дополнительности причинного и пространственно-временного описания,
что внесло новые коррективы в понимание соответствующих категорий.
Вырабатывалось представление о вероятностной причинности как дополнения к
жесткой (лапласовской) детерминации.
Сложные саморегулирующиеся системы можно рассматривать как устойчивые
состояния более сложной целостности – саморазвивающихся систем. Этот тип
системных объектов характеризуется развитием, в ходе которого происходит
переход от одного вида саморегуляции к другому. Саморазвивающимся системам
присуща иерархия уровневой организации элементов, способность порождать в
процессе развития новые уровни. Причем каждый новый уровень оказывает
обратное воздействие на раннее сложившиеся, перестраивает их, в результате
чего система обретает новую целостность. С появлением новых уровней
организации система дифференцируется, в ней формируются новые, относительно
самостоятельные подсистемы. Вместе с тем перестраивается блок управления,
возникают новые параметры порядка, новые типы прямых и обратных связей.
Сложные саморазвивающиеся системы характеризуются открытостью,
обменом веществом, энергией и информацией с внешней средой. В таких
системах формируются особые информационные структуры, фиксирующие важные
для целостности системы особенности ее взаимодействия со средой (опыт
предшествующих взаимодействий). Эти структуры выступают в функции программ
поведения системы. Сегодня познавательное и технологическое освоение
сложных саморазвивающихся систем начинает определять стратегию переднего
края науки и технологического развития. К таким системам относятся
биологические объекты, рассматриваемые не только в аспекте их
функционирования, но и в аспекте развития, объекты современных
биотехнологий и прежде всего генетической инженерии, системы современного
проектирования, когда берется не только та или иная технико-технологическая
система, но и еще более сложный развивающийся комплекс – человек - технико-
технологическая система, плюс экологическая система, плюс культурная среда,
принимающая новую технологию. К саморазвивающимся системам относятся
современные сложные компьютерные сети, предполагающие диалог человек-
компьютер, глобальная паутина - INTERNET. Наконец, все социальные
объекты, рассмотренные с учетом их исторического развития, принадлежат к
типу сложных саморазвивающихся систем. Научным знанием о саморазвивающихся
системах выступает синергетика.
Возвращаясь к вопросу о неклассическом типе рациональности, отметим,
что она не ушла в историю, уступив свое место молодой, процветающей
постнеклассике. Реальная незавершенность интеллектуальной фазы неклассики
не позволяет предметно решать вопрос датировок: известно лишь место и время
финиша. И все же используя экстраполяцию, возможно обойти план хроники,
переводя обсуждение в интенсивно теоретическую плоскость 1; 85. Являясь
реакцией на кризис классики, неклассика тем не менее не порывает с ней
полностью, связь между ними просматриваться в части толкования
предназначения знания. Задачу науки они видят в раскрытии природы бытия,
постижении истины. Замыкаясь на натуралистическом отношении познание –
мир, знание – описание реальности, они одинаково отстраняются от
аксиологических отношений познание – ценность, знание – предписание
реальности.
В ситуации превращения знания в орудие, рукотворную планетарную силу,
возникает вопрос цены, жизнеобеспечения истины. Человек подходит к
распутью, что важнее: знание о мире или знание о деятельности в мире. После
Второй мировой войны, после атомных бомбардировок в Хиросиме и Нагасаки,
после катастрофы в Чернобыле возникла необходимость в переоценке
ценностей знания. Неклассическая цепочка знание – реальность
трансформируется в кольцо реальное знание и его человеческий потенциал в
онаучиваемой реальности. Так возникает новый тип научной рациональности –
постнеклассический (или, по В.В.Ильину, неонеклассический).
Натуралистические гео- и гелиоцентризации уступают место аксиологической
антропоцентризации; высшим кредо постижения мира предстает не
эпистемологический (знание – цель), а антропный принцип: знание – средство,
при любых обстоятельствах познавательная экспансия должна получать
гуманитарное, родовое оправдание. Подобная постановка обостряет проблему
взаимоотношения знания и цели, истины и ценности, еще более разобщая
постнеклассику с классикой и неклассикой. Если классика и неклассика
функционировали как знания-отображения, ориентированные на постижения
свойств мира, то постнеклассика функционирует как знание-инструмент,
ориентированный на утверждение нас в мире. Если раньше вожделением бытия
было знание бытия, то в настоящий момент радикализуется знание перспектив
творения бытия, отвечающего нашим запросам.
Таким образом, очевиден сдвиг с субстанциализма на креативизм, с
онтологии на телеологию, этот сдвиг оправдывается встройкой в знание новых
преобладающих тенденций. В их числе:
Синкретизм. Из принципиальных глобальных движений человечества по
упрочению перспектив рода, получению ясных гарантий выживания ставится
задача сознательного созидания бытия, обеспечивающего новую историю. В
таком ракурсе интенции фундаментальной науки на получение достоверного
знания изначально увязываются с интенциями прикладной науки на получение
социально работоспособного утилизуемого знания. По ходу проектирования
бытия в творческой деятельности с намерением получать оптимальные
результаты нет иного пути, как сообразовываться с гуманитарно высокими
образцами, согласующими знание и ценности, истину и идеалы, этику и
технологию.
Телеономия. В постнеклассике знания и ценности перестают
противостоять друг другу. Наука не просто познает мир, она познает его для
человека, потому что мир без человека ничто. В этой связи внутренние
инициативы науки не могут быть оторваны от жизненных (внешних) реалий.
Наука лишается самодовлеющего статуса: вершение науки не цель, а средство
самоутверждения человечества. Науке отводится подобающее место, поместив ее
в отличающийся большей самодостаточностью ценностный контекст. Принимая во
внимание, что наука потенциально в состоянии: 1) обслуживать далекие от
интересов истины предприятия; 2) представлять угрозу для существования
человека и человечества; 3) инициировать столкновение человеческих воль с
вероятностью одиозных исходов, - она не может функционировать в режиме
автономного спонтанного действия. Необходима иерархия ценностей,
расставляющая приоритеты с позиций учета коренных целей человечества как
рода. Традиционная модель наука – действительность трансформируется в
нетрадиционную модель наука – очеловеченная действительность. В последнем
случае истолковывание вещно-физического уже не может дистанцироваться от
экзистенциально-жизненного, истина и ценность перестают быть разобщенными.
Вместо классической целесообразности постнеклассика провозглашает
целесообразно-смысловое начало, видит мир антропоморфным Отныне познать
мир, возникший как материализация человеческих целей, означает раскрыть
предназначение, побуждение, человека.
Новая рациональность. Классика и неклассика строились как дианойа:
знание – беспристрастный логико-понятийный анализ реальности; либо как
эпистема: знание, согласованное с внутренними канонами рационального
анализа реальности (стандарты экспериментального и логического
доказательства). В нашей ситуации, когда мир взвешивается ценностями,
антиаксиологизм или узкий формально-рациональный аксиологизм чреват
катастрофой.
Для классики и неклассики бытие бессмысленно, интерпретирумо в
терминах когитальной прагматики: техногенное естествознание объясняет и
утилизует. Для постнеклассики бытие как сгусток ценностно-целевых
инкарнаций осмысленно: воспринимаемо через призму оптимальных путей
выживания, т. е. тех идеалов гуманитарных констант, абсолютов, которые
пролонгируют вершение родовой истории.
Для допускающих финализацию деятельности классики и неклассики
апофеоз науки – законосообразная истина. Потому рационально то, что ведет к
ней. Такая финализация для постнеклассики кощунственна: поскольку
контрапункт – целесообразная жизнь, выживание, рационально то, что ведет к
ним. Таким образом, постнеклассика вводит иную идеологию рациональности,
которая кратко определяется как гуманитарный антропоморфизм.
Классическая, неклассическая и постнеклассическая науки предполагают
различные типы рефлексии над деятельностью: от элиминации из процедур
объяснения всего, что не относится к объекту (классика), к осмыслению
соотнесенности объясняемых характеристик объекта с особенностями средств и
операций деятельности (неклассика), до осмысления ценностно–целевых
ориентаций субъекта научной деятельности в их соотнесении с социальными
ценностями и целями (постнеклассика). Важно, что каждый из этих уровней
рефлексии коррелятивен системным особенностям исследуемых объектов и
выступает условием их эффективного освоения (простых систем как
доминирующих объектов в классической науке, сложных саморегулирующихся
систем в неклассической, сложных саморазвивающихся – в постнеклассической).
Объективность исследования как основная установка науки достигается каждый
раз только благодаря соответствующему уровню рефлексии, а не вопреки нему.
Как уже отмечалось в данной работе, все три типа научной рациональности
взаимодействуют и появление каждого нового из них не отменяет
предшествующего, а лишь ограничивает его, очерчивает сферу его действия.
При теоретико-познавательном описании ситуаций, относящихся к различным
типам рациональности, требуется вводить каждый раз особую идеализацию
познающего субъекта. И между этими идеализациями можно установить связи.
Классическая наука и ее методология абстрагируется от деятельностной
природы субъекта, в неклассической эта природа уже выступает в ясном виде,
в постнеклассической она дополняется идеями социокультурной обусловленности
науки и субъекта научной деятельности.
Идеализации познающего субъекта не означают, что всегда речь идет об
отдельно взятом исследователе, осуществляющем поиск и создающем, допустим,
новую теорию. Это может быть и коллективный субъект познания. С усложнением
научной деятельности и изучаемых ею объектов то, что создавалось на этапе
классической науки одним исследователем, часто становится результатом
деятельности коллектива ученых, с особыми коммуникациями между ними и с
определенным разделением научного труда. Например, если классическую теорию
электромагнитного поля создал Д. К. Максвелл, то для построения ее
неклассического аналога – квантовой электродинамики понадобились усилия
целого созвездия физиков, которые выступили в роли своего рода совокупного
исследователя, коллективного субъекта творчества, построившего новую
теорию. Еще более сложные коммуникации внутри исследовательского сообщества
возникают в постнеклассической науке. Здесь осваиваются часто уникальные,
человекоразмерные саморазвивающиеся системы, требующие согласованных усилий
специалистов уже не одной, а из нескольких дисциплин.
Коллективный субъект здесь возникает в сети еще более сложных
коммуникаций, чем в дисциплинарных исследованиях. Появляются новые
функциональные роли в кооперации исследовательского труда. Необходимость
этической оценки исследовательских программ требует специальных экспертных
знаний. Возрастает роль методологического анализа как условия коммуникации
носителей разных дисциплинарных знаний, включаемых в состав
коллективного исследователя той или иной развивающейся, человекоразмерной
системы.
Новый тип рациональности, который сегодня утверждается в науке и
технологической деятельности со сложными развивающимися человекоразмерными
системами, резонирует с древневосточными представлениями о связи истины и
нравственности. Это, конечно, не значит, что тем самым принижается ценность
рациональности, которая всегда имела приоритетный статус в западной
культуре. Тип научной рациональности сегодня изменяется, но сама
рациональность остается необходимой для понимания и диалога различных
культур, который невозможен вне рефлексивного отношения к их базисным
ценностям. Рациональное понимание делает возможной позицию равноправия всех
систем отсчета (базовых ценностей) и открытости всех культурных миров для
диалога. В этом смысле можно сказать, что развитые в лоне западной
культурной традиции представления об особой ценности научной рациональности
остаются важнейшей опорой в поиске новых мировоззренческих ориентиров, хотя
сама рациональность обретает новые модификации в современном развитии.
Сегодня во многом теряет смысл ее жесткое противопоставление многим идеям
традиционных культур.
В современной постнеклассической науке все большее место занимают
сложные исторически развивающиеся системы, включающие человека. К ним
относятся объекты современных биотехнологий, в первую очередь генной
инженерии, медико-биологические объекты, крупные экосистемы, включая
системы искусственного интеллекта, социальные объекты и т. д. В широком
смысле сюда можно отнести любые сложные синергетические системы,
взаимодействие с которыми превращает само человеческое действие в компонент
системы. Методология исследования таких объектов сближает естественно-
научное и гуманитарное познание, составляя основу для их глубокой
интеграции.
Однако синергетика не отменяет и не заменяет системного исследования.
Конкретные модели физических, биологических и социальных систем,
рассмотренных в аспекте их изменения и развития, создаются в синергетике с
учетом понятийного аппарата системных исследований.
Синергетика не открывала ни иерархической связанности уровней организации
в саморазвивающихся системах, ни наличия в них относительно автономных
подсистем, ни прямых и обратных связей между уровнями, ни становления новых
уровней сложной системы в процессе его развития. Все это она заимствовала
из раннее выработанных системных представлений, вошедших в научную картину
мира и конкретизированных прежде всего в биологии и социальных науках.
Любая система взаимодействует с другими системами. Она может входить
в более сложные системы и вместе с тем включать в качестве своих подсистем
другие системы (часто относящиеся к сложным организованностям). Она может
обмениваться веществом, энергией, информацией с окружающими ее системами.
Вся эта сложная сеть взаимодействий может быть представлена интегрально как
нелинейная среда (или набор нелинейных сред). Идеализация нелинейной среды
является одним из ключевых теоретических конструктов синергетики. Этот
конструкт используется во многих конкретных теоретических моделях
самоорганизации, относящимся к самым различным областям (физики, химии,
биологии, исследования социальных процессов). Но его онтологизация имеет
свои границы.
Конечно, можно интерпретировать мир и как набор нелинейных сред. Но
при этом остается (и в явном виде не представлена) выявленная
предшествующим развитием науки иерархия системных объектов, образующих нашу
Вселенную (кварки и другие элементарные частицы, атомы, молекулы,
макротела, звезды и планетные системы, галактики; уровни системной
организации живого – доклеточный уровень, клетки, многоклеточные организмы,
популяции, биогеоценозы, биосфера; структуры социальной жизни).
Принципиально важно различать синергетику как научную картину мира и
синергетику как совокупность конкретных моделей самоорганизации,
применяемых в различных областях знания (физике, химии, биологии,
нейрофизиологии, экономических науках, и т. д.). Непосредственно
онтологический статус имеют конструкты научной картины мира, а идеализации
конкретных теоретических моделей получают такой статус опосредованно, через
связь с конкретной картиной мира.
Идеи синергетики сегодня претендуют на роль фундаментальных
представлений общенаучной картины мира. Во многом именно с этими
претензиями связаны споры вокруг синергетики, признание или непризнание ее
идей в качестве стратегии современных исследований. Пользу же конкретных
моделей синергетики (динамики нелинейных систем) мало кто подвергает
сомнению.
Ключевой идеей обоснования синергетических представлений, включаемых
в общенаучную картину мира, выступает универсальный (глобальный)
эволюционизм, который не сводится только к идее развития, распространяемой
на все объекты Вселенной. Он включает в себя также идею связи эволюционных
и системных представлений.
Развитие современной научной картины мира на базе идей синергетики
ставит в ряд новых, достаточно сложных проблем. Наибольшие трудности
связаны с представлениями о наличии в саморазвивающихся системах особых
информационных структур-кодов, которые фиксируют ценную для системы
информацию, выступают ее компонентом и определяют ее взаимодействия со
средой и ее воспроизводимости как целого. Современная наука выявила и
описала такого рода информационные структуры и их функции применительно к
живым и социальным системам. Это – генетический аппарат биологических
организмов; это – культура, ее базисные ценности в организмах социальных.
Вопрос состоит в том, насколько возможно распространять такой подход на
саморазвивающиеся системы неживой природы. Первые шаги в этом направлении
уже сделаны: здесь следует выделить исследования Д. С. Чернавского,
построившего модели генерации ценной информации в обобщенной форме, включая
процессы самоорганизации в неживой природе 3, 12.
Различение синергетики как аспекта общей научной картины мира и как
конкретных моделей самоорганизации позволяет прояснить механизмы
междисциплинарных взаимодействий при исследовании сложных,
саморазвивающихся систем.
Термин междисциплинарность часто употребляется как обозначение
специфики синергетики. При этом подчеркивается ее радикальное отличие и
даже полная противоположность дисциплинарному подходу. Основанием такого
противопоставления выступает трактовка дисциплинарных исследований как
ориентированных на предмет, а междисциплинарных на метод, соответственно
которому отыскиваются соответствующие предметные области применения. Такая
трактовка конкретизируется через описание дисциплинарных исследований как
решения задач, детерминированных представлениями о предмете, где доминируют
вертикальные связи от теории к опыту и обратно. В междисциплинарных
исследованиях, напротив, предполагается, что главное – это горизонтальные
связи, знание метода и переносы метода из одной науки в другую. По
утверждению В. С. Степина, такого рода рассуждения, внешне кажущиеся
правдоподобными, требуют уточнения. Они возникают в результате недостаточно
аналитичных представлений о структуре и динамике научного знания. В
дисциплинарных исследованиях кроме решения конкретных задач есть и решение
проблем, приводящее к построению новых фундаментальных теорий. В этом
процессе важными становятся как раз горизонтальные связи между различными
областями знания внутри научной дисциплины. Такие связи прослеживаются уже
на этапе классического естествознания. Как известно, перенос математических
структур из механики простых сред в электродинамику создал предпосылки для
построения Максвеллом теории электромагнитного поля. Использование
представлений и математических средств механики частиц в термодинамике
привело к созданию молекулярно-кинетической теории теплоты, которая пришла
на смену феноменологической термодинамике.
Процессы таких трансляций средств и методов регулируются научной
картиной мира. Использование Максвеллом математических средств
гидродинамики при построении теории электромагнетизма было целенаправленно
той версией физической картины мира, которая возникла после работ Фарадея.
В этой версии в физическую картину мира включались представления о
близкодействии и полях сил. Прежний же вариант физической картины мира
задавал иную стратегию исследований – ориентацию на принцип дальнодействия
и формулировку законов электродинамики с использованием математических
средств механики точек (электродинамика Ампера – Вебера).
С возникновением дисциплинарно организованной науки в рамках ее
отдельных отраслей (наук) – физики, биологии, социально-гуманитарных наук
создаются особые образы предмета исследования – дисциплинарные онтологии.
Их обозначают также как картины исследуемой реальности (социальные научные
картины мира). Каждая из них представляет собой обобщенное видение главных
системно-структурных характеристик предмета той или иной науки. Физическая
картина мира предстает как одна из такой онтологий.
Конституирование относительно автономных дисциплин сразу же поставило
проблему синтеза развиваемых в них представлений о мире. Эта проблема стала
одной из ключевых в философии науки, начиная примерно с середины XIX
столетия. Она выступала как проблема построения общенаучной картины мира.
Процесс формирования такой картины на разных этапах развития науки
определял и ее функционирование в качестве глобальной исследовательской
программы науки. Уже в XIX столетии возникли связи между различными
дисциплинарными картинами мира, формировались общенаучные понятия и
представления, которые составляли основу развития общенаучной картины мира.
Они и определяли видение общих черт в предметах различных наук. Это, в свою
очередь, целенаправляло перенос методов из одной науки в другую. В ХХ
столетии обменные процессы между науками стали еще более интенсивными.
... продолжение
Вы можете абсолютно на бесплатной основе полностью просмотреть эту работу через наше приложение.
Похожие работы
Дисциплины
- Информатика
- Банковское дело
- Оценка бизнеса
- Бухгалтерское дело
- Валеология
- География
- Геология, Геофизика, Геодезия
- Религия
- Общая история
- Журналистика
- Таможенное дело
- История Казахстана
- Финансы
- Законодательство и Право, Криминалистика
- Маркетинг
- Культурология
- Медицина
- Менеджмент
- Нефть, Газ
- Искуство, музыка
- Педагогика
- Психология
- Страхование
- Налоги
- Политология
- Сертификация, стандартизация
- Социология, Демография
- Статистика
- Туризм
- Физика
- Философия
- Химия
- Делопроизводсто
- Экология, Охрана природы, Природопользование
- Экономика
- Литература
- Биология
- Мясо, молочно, вино-водочные продукты
- Земельный кадастр, Недвижимость
- Математика, Геометрия
- Государственное управление
- Архивное дело
- Полиграфия
- Горное дело
- Языковедение, Филология
- Исторические личности
- Автоматизация, Техника
- Экономическая география
- Международные отношения
- ОБЖ (Основы безопасности жизнедеятельности), Защита труда
