Одноименные концепты в еврозийской и русской лингвокультурах
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ
РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН
Казахский национальный университет им. аль – Фараби
Факультет филологии, литературоведения и
мировых языков
Кафедра русской филологии, русской и мировой литературы
Специальность: 6 ... .– Иностранная филология
Одноименные концепты в еврозийской и русской лингвокультурах
Выпускная работа
Исполнитель________________________ ______ студент Баратов Шерзод ... ..
___ мая 2014 г
Научный руководитель _____________________ Сабитова З.К., д.филол.н., проф.
Нормоконтролер
____________________________Сарсеке ева Н.К.,
к.филол.н., доц.
___ мая 2014 г.
Допущена к защите
Зав.кафедрой_______________________ ___________Джолдасбекова Б.У.,
чл.-
корр. НАН РК, д.филол.н., проф.
___ мая 2014 г.
Алматы, 2014
Содержание
Введение ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... . ... ... ... ... ... ... ... ... 3
Раздел 1 Интернет-коммуникация как форма социального взаимодействия ... ..
1.1Языки Интернет-общения ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...10
1.2.
1.3.
Раздел 2 Казнет как проявление русско-казахского двуязычия ... ... ... ...16
2.1Языковой мир казахстанского Интернет-общения как особый тип
языковойсубкультуры ... ... ... ... ... ... ... ..24
2.2
2.3
Заключение ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .90 Список использованных
источников ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .91
Введение
Настоящая дипломная работа посвящена анализу ключевых концептов
евразийской и русской лингвокультур. Концептуальный анализ, широко
используемый в современной лингвистике, связан с проблематикой прежде всего
когнитивно ориентированных отраслей и направлений гуманитарного знания, а
также со многими вопросами культурологии и межкультурной коммуникации.
Кроме того, концептуальный анализ языка и изучение системы концептов
(концептосферы) определенного языка приобретает особую значимость в связи с
активизацией исследований, направленных на решение практических задач в
области психологии, социологии, этнологии и других прикладных отраслей
современных гуманитарных наук. Понятно, что решение этих задач во многом
зависит от умелого использования достижений современной лингвистики, ее
научного, методологического аппарата, в конце концов – от самого обращения
к языку как источнику важнейшей информации о ментальном мире человека, о
духовном мире целого народа или этноса.
В современной лингвистике активизация исследования ментальных
процессов, составляющих логико-психологическую основу языковой
деятельности, вызвана прежде всего формированием и становлением когнитивно
ориентированных отраслей гуманитарного знания. В свою очередь, вхождение
лингвистики в систему когнитивных наук привело к рассмотрению языка как
средства представления наших знаний о мире, средства формирования особой
картины мира, существующей только в виде языковой репрезентации.
Формирование такой (языковой) картины мира обусловлено языковыми
способностями, в основании которых лежат когнитивные способности
человеческого сознания и мышления.
Природа языковых и когнитивных способностей всегда привлекала
внимание исследователей, однако многие аспекты этой проблемы остаются
недостаточно исследованными. Вместе с тем лингвистика со своим богатым
опытом описания языковых знаков и системы представлений, передающихся с их
помощью, дает чрезвычайно важный эмпирический материал, изучение которого
позволяет проникнуть в логико-психологическое пространство сознания и
мышления (ментальное, концептуальное пространство). Перед современной
лингвистикой ставится задача исследования языка не столько как системы
знаков, сколько системы вербализованных знаний, и, соответственно,
исследования ментальных процессов, связанных с речемыслительной
деятельностью человека. При таком подходе к языку становится очевидной
необходимость установления и описания основных категорий, с помощью которых
можно будет объяснить механизмы формирования вербализованных представлений
в том или ином конкретном языке, а также процессы функционирования в нем
средств хранения и передачи знаний о мире. А эти знания формируют тот образ
мира, который принято называть языковой картиной мира. Таким образом,
перечисленные аспекты темы настоящей выпускной работы подчеркивают ее
актуальность и значимость в теоретико-методологическом отношении, связь
темы работы с проблематикой когнитивно-ориентированных парадигм
гуманитарного знания.
Актуальность темы работы связана также с важностью и значимостью
концептуального анализа языка при решении задач межкультурной коммуникации,
поскольку рассматриваемые в работе евразийские концепты с особой полнотой
демонстрируют феномен взаимодействия и взаимообогащения языков и культур.
Понятно, что каждая языковая культура как представитель особого видения
мира становится частью общечеловеческой культуры, частью, без которой
немыслима человеческая история, человеческая цивилизация в целом. В связи с
этим уместно будет сослаться на мнение одного из ведущих современных
лингвистов Вяч. Вс. Иванова. В своей книге под многозначащим названием
Лингвистика третьего тысячелетия: вопросы к будущему (М., 2004), говоря о
социолингвистических процессах, происходящих в современном мире, он пишет:
Языковые последствия глобализации и компьютеризации неожиданны: несомненен
провал идеи melting pot - котла, где будто бы перевариваются все языки,
заменяемые якобы американским английским. По мере того, как выявляется
неправота и неосуществимость попытки навязать всем одну (в том числе и
языковую) систему, все более существенным представляется план объединения
разных традиций путем выявления связывающих их общих принципов [1, с.44].
именно в евразийской лингвокультуре и ее концептосфере наиболее ярко и
последовательно проявляется этот план объединения разных традиций путем
выявления связывающих их общих принципов.
Таким образом, тема выпускной работы органично вписывается в
проблематику современных парадигм гуманитарного знания, и этим
подчеркивается ее важность и актуальность как в теоретическом, так и в
практическом плане.
Объектом анализа и лингвистического описания в настоящей выпускной
работе послужили ключевые концепты евразийской лингвокультуры,
функционирующие в современном русском языке.
Предметом исследования выступает национально-культурная специфика
евразийских ключевых концептов, определяющая своеобразие русской языковой
картины мира.
Цель работы – охарактеризовать когнитивное содержание слова-концепта
евразийской лингвокультуры.
Для достижения поставленной цели в работе решаются следующие задачи:
- охарактеризовать проблематику и принципы современных направлений
лингвистики (лингвокогнитивного и лингвокультурологического);
- раскрыть понятие концепт и охарактеризовать основные теории,
связанные с изучением концептосферы языка;
- охарактеризовать приемы концептуального анализа языка;
- установить лингво-когнитивную природу слова-концепта;
- охарактеризовать теоретико-исторические основы евразийства, его
ключевые положения, отразившиеся в евразийской лингвокультуре;
- на основе семантического анализа слов-концептов евразийской
лингвокультуры установить их национально-культурную специфику;
- охарактеризовать прагматические и стилистические функции евразийских
слов-концептов и определить их влияние на речевое поведение носителей
русского языка.
Методы и приемы исследования. В качестве основного в работе использован
описательный метод. При характеристике слова-концепта использовались приемы
концептуального анализа языка, лексикографического описания слова,
компонентного анализа семантической структуры лексемы. В работе
используются также отдельные приемы сопоставительного исследования языков и
культур.
Структура работы. Выпускная работа состоит из Введения, двух
разделов, Заключения и Списка использованной литературы.
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КАК МЕТОД ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Параллельно с появлением терминов "концепт", "категория", "прототип",
которые стали ведущими терминами в аппарате когнитивной лингвистики,
появилась и форма научных изысканий, названная концептуальным анализом.
Концептуальный анализ есть основной метод исследования концептов. Он
позволяет восстановить все знания и представления, которые имя связывает
воедино. Как справедливо отмечено С.Е.Никитиной (1990: 56-57), само
сочетание "концептуальный анализ" можно толковать по-разному. Мы
ограничимся таким толкованием, при котором концепт понимается как объект
анализа, а других ограничений не накладывается. Чтение работ разных
авторов, которые в явной форме утверждают, что они заняты концептуальным
анализом, показывает, что концептуальный анализ - это отнюдь не какой-то
определенный метод (способ, техника) экспликации концептов. Более уместно
было бы говорить о том, что соответствующие работы объединены некоторой
относительно общей целью, а что касается путей ее достижения, то они
оказываются весьма разными. Важно отметить при этом, что глубокие различия
обнаруживаются не только в арсенале исследовательских приемов (т.е. в том,
что считается анализом), но прежде всего в том, что в тех или иных трудах
принято считать результатом (Фрумкина 1992: 32).
Вполне естественно, что появление новых целей в лингвистике вызвало к жизни
и новые методы семантического анализа. В современных семантических
исследованиях основной упор делается на экспериментальные данные,
полученные в ходе психолингвистического эксперимента или анализа реальных
употреблений языковых единиц. Традиционные процедуры описания семантики,
несмотря на всю энциклопедичность и богатство сведений о многочисленных
значениях языковых единиц в различных контекстах их употребления и
несомненную их полезность (компонентный анализ, дескриптивный анализ и др.)
оказались неспособными ответить на запросы новых, когнитивно
ориентированных семантических студий. Указанные методы имели ряд
недостатков, среди которых игнорирование знаний и верований о мире занимает
едва ли не главное место. Все это привело к тому, что ведущей практикой в
семантических исследованиях стал психолингвистический эксперимент (см.
например работы У.Лабова, Дж.Лакоффа, А.Вежбицкой и др.).
Решительный поворот к изучению языковых структур представления знаний
привел к становлению в зарубежной лингвистике нового семантического
направления, получившего название "прототипическая семантика", или
"когнитивная семантика" (см. вышеупомянутых авторов, а также Э.Рош,
Ч.Филмор и др.). Поэтому вполне закономерно, что в последние годы центр
исследований переместился в сферу концептуального анализа.
Лингвисты все чаще говорят о концептуальном анализе как о новом
формирующемся методе лингвистических исследований, который, с одной
стороны, направлен на анализ лингвистических концептов, а с другой стороны,
представляет собой анализ с помощью концептов как единиц описания,
употребляемых наряду с более привычными терминами типа семантических
признаков, принятых в компонентном анализе. Концептуальный анализ позволяет
приступить к изучению концептуального устройства языка, ведущею к
осмыслению мира в терминах концептов. Данный метод позволяет также
проникнуть в тайны языкового сознания, поскольку "концепты - идеальные
единицы сознания, составляющие часть общей концептуальной модели мира"
(Кубрякова 1991: 89).
По мнению В.З.Демьянкова, классическим концептуальный анализ требует
привлечения большого корпуса контекстов слова в художественной литературе
(Демьянков 2000: 193). Рассматриваемый нами концепт MONEY изучается с
использованием разнообразного языкового и культурно-языкового материала:
помимо свободных и устойчивых словосочетаний с компонентом money,
почерпнутых в художественной литературе и лексикографических источниках
(всего около 4000 случаев употребления), к анализу привлекаются
традиционные представления англо-американского языкового сообщества,
связанные с деньгами. Все это позволяет не только обрисовать указанный
концепт, но и с определенной степенью точности структурировать его,
вычленяя множество наиболее характерных признаков.
Концептуальный анализ, по утверждению Е.С.Кубряковой, хотя и обнаруживает
точки соприкосновения с семантическим анализом, имеет другие конечные цели.
Если последний направлен на экспликацию семантической структуры слова,
уточнение реализующих ее денотативных, сигнификативных и коннотативных
значении, то концептуальный анализ предстает как поиск тех общих концептов,
которые подведены под один знак и предопределяют бытие знака как известной
когнитивной структуры. Семантический анализ связан с разъяснением слова,
концептуальный анализ идет к знаниям о мире. Под концептами же понимаются
образы содержания знаков, единицы сознания, составляющие часть общей
концептуальной модели мира (Кубрякова 1991: 85).
Итак, концептуальный анализ - это исследования, для которых концепт
является объектом анализа. Смысл концептуального анализа - проследить путь
познания смысла концепта и записать результат в формализованном
семантическом языке. По существу это обозначает знание концепта, т.е.
концепт - это знание об объекте из мира "Действительность11, переведенное в
знание объекта в мире "Идеальное" (Телия 1996).
По мнению Е.С.Кубряковой, концептуальный анализ именований может принимать
разную форму. Можно, например, как это продемонстрировала А.Вежбицкая,
изучить концепты и суждения, стоящие за обычной конкретной лексикой. Можно
осуществить концептуальный анализ ключевых слов эпохи. Можно, пользуясь
методикой фреймовой семантики, попытаться определить, какие структуры
знаний стоят за теми или иными классами слов. Можно, наконец, провести, как
это предлагает Е.В.Кларк, анализ классификаторов, то есть слов,
используемых для простейшей категоризации предметов и т.п. (Кубрякова 1990:
12).
Каковы методы исследования при концептуальном анализе? Прежде всего, это
совокупность приемов вполне нормативных для собственно лингвистической
традиции. Одновременно привлекаются чисто логические категории, ощущается
постоянное присутствие иза плечом" лингвиста пары слушающий-говорящий,
вместе с их целями, ценностями, вообще с их внутренними мирами. В центре
внимания - проблема интерпретации значения. Объектом анализа может являться
любая лексика. Метод анализа - интроспекция исследователя. А.Вежбицкая,
заложившая основы концептуального анализа, считает, что прием
лингвистической интроспекции является самым надежным приемом
концептуального анализа. Результатом интроспекции, конечной целью
концептуального анализа, является вербальная формулировка соответствующего
концепта.
Концептуальный анализа А.Вежбицкой основан на интроспекции, углубленном и
целенаправленном анализе собственной языковой интуиции ("firm ground of
one's own intuition"). Как считает Вежбицкая, большая часть семантической
информации совершенно одинаково представлена в сознании различных носителей
языка. Расхождения же в содержании интуитивных представлений различных
носителей языка объясняются в большинстве случаев лишь тем, что говорящие
неспособны достаточно глубоко проанализировать и точно сформулировать
содержание собственной интуиции.
При изучении семантики предметных существительных Веж-бицкая предлагает
смотреть в себя, а не вовне, в мир объектов, называемых словами. Описать
семантику предметных слов типа чашка, птица, велосипед, - значит, описать
не объекты, которые могут быть обозначены этими словами, т.е. не условия и
границы денотации, а "идеальный образ11 чашки, птицы, велосипеда или, иначе
говоря, человеческие представления о типичном представителе, прототипе
каждой из этих категорий. Естественно, что "идеальный образ",
соответствующий некоторому слову, представление о прототипе задаваемой
словом категории находится в сознании говорящих (а не во внешнем мире).
Поэтому для того, чтобы описать семантику слова, т.е. соответствующий ему
образ, надо исследовать языковое сознание говорящих, а не внешний мир, в
котором нет этих образов, а есть реальные объекты (Wierzbicka 1990 - цнт,
по Мостовая 1989: 54)).
При когнитивном подходе к исследованию языка мы опираемся не на
индивидуальные свидетельства отдельных испытуемых о данной языковой
единице, а на опыт всех носителей, закрепленный в языке, а этот опыт
проявляется в языковом поведении лексемы, и прежде всего - в ее
сочетаемостных свойствах. Важно выявить те содержательные фрагменты
лексической единицы, о которых знает интуиция и которые она выводит на
поверхность сознания через языковое знание. Выявить их можно через
сочетаемость имени.
Концептуальный анализ позволяет осуществить более философский подход к
анализу имен, так как преследует герменевтическую цель: познание и
понимание стоящего за именем фрагмента идеальной действительности и, в
конечном счете - самого языкового сознания. "Языковое сознание" раскрывает
представления об имени, которые сложились в культуре и отражены в языке в
первую очередь через несвободную сочетаемость имени.
А.М.Пешковский писал, что "в слове снег выражена определенная сумма
признаков, из которых ни один не назван" (Пешковский 1920: 66). Но
семантические признаки слова снег отражают чувственно постигаемые
(верифицируемые) свойства предмета видимого мира. Поскольку явления этого
мира постигаются интуицией и интеллектом, то "сумма признаков",
составляющих содержание имени, в каждом случае уникальна. В подобных
случаях традиционный метод "препарирования" семантики слова - компонентный
анализ, уступает место концептуальному анализу, формализующему то, что
знает интуиция, что существует в коллективном бессознательном и выражается
в действии (речью) (Чернейко 1997: 286). Концептуальный анализ помогает
моделировать фрагменты картины мира, чувственное и образное восприятие
которых запечатлено совокупным носителем языка.
Концепт имени охватывает языковое преломление всех видов знания о явлении,
стоящем за ним, - знание эмпирическое, знание по мнению, знание по доверию,
знание по вере, то есть все то, что "подведено под один знак и
предопределяет бытие знака как известной когнитивной структуры" (Кубрякова
1991: 85), а также составляет объем и содержание языкового знака.
Содержание концепта включает в себя содержание наивного понятия, но не
исчерпывается им. поскольку охватывает все множество прагматических
элементов имени, проявляющихся в его сочетаемости.
Концепт имени может быть не тождественен не только в разных языках, но и у
разных носителей одного языка, поскольку зависит от мировидения говорящих.
Одна и та же область представлений "по-иному членится холодным
аналитическим рассудком, нежели творческой фантазией создателей языка"
(Гумбольдт 1985: 364). Некоторые феномены как, например, свобода, власть,
предстают перед нами в самых разнообразных обличиях, выявить которые
оказывается возможным лишь исходя из анализа предикативной сочетаемости
имени.
Такое явление, как персонификация отвлеченных понятий, невидимых предметов
давно привлекало к себе внимание. Мы находим подтверждение этому в трудах
А.М.Пешковского (1959), а позднее В.А.Успенского (1979) и Дж.Лакоффа
(1980). Имена некоторых отвлеченных понятий ведут себя в тексте как имена
живых существ (например, беда ходит). Абстрактное понятие уподобляется
человеку. То же самое может происходить и с неодушевленными предметами
(например, деньги уходят, убегают...).
Концептуальный анализ связан с описанием невидимого умопостигаемого мира. В
нашем исследовании он базируется в первую очередь на буквальном прочтении
узуально сочетающихся со словом money глаголов физического действия. Через
сочетаемость осуществляется символизация умопостигаемой сущности, стоящей
за именем. Сочетаемость имени есть внешнее, поверхностное проявление его
глубинных ассоциативных контуров, складывающихся из имплицитных
субстантивных лексических параметров. Такие параметры можно назвать
гештальтами. Выявление гештальтов - тактика концептуального анализа.
Стратегия его - в описании структуры языкового знания, то есть
представлений носителей языка, скрытых в имени и раскрывающихся в его
сочетаемости, в обнаружении "образов содержания знака" (см. напр. Кравченко
2000).
Термин "гештальт", заимствованный из немецкого языка (Ge-stalt),
многообразен, так же как и его русский эквивалент мобразм. Определение
лингвистического гештальта было предложено Дж. Ла-коффом: "способ
соотнесения значений с поверхностными формами". Это не что иное, как способ
оязыковления смысла для говорящего и способ осмысления языковой формы для
слушающего.
Гештальт можно понимать как вид концепта. Это закрепленный словом целостный
образ, совмещающий чувственные и рациональные элементы, а также
объединяющий диннмаческие и статические аспекты отображаемого объекта или
явления. Гештальты образуют семантическое содержание так называемой
абстрактной лексики (Черненко 1995: 78-83). В нашем понимании гештальт -
это некое целостное образное представление, образ, который еще "не
схвачен". Мы его осознаем, но не можем "схватить" или категоризовать каким-
то знаком. Может быть просто потому, что с точки зрения релевантности опыта
этот гештальт не несет в себе такой значимости.
Вслед за Л.О.Черненко, мы сужаем значение термина "гештальт", понимая под
ним импликатуру сочетаемости имени. Гештальт выводится из буквального
прочтения глагола, употребленного в сочетании с именем в переносном
значении. Основание вербализованных ассоциаций и есть основание смысла
словосочетания. Существенное отличие образа от гештальта, по Черненко,
состоит в следующем. Языковой образ возникает при одновременном видении
двух явлений, которое может создаваться как соединением двух имен в одной
номинации, например, кружево листьев, стена равнодушия, так и соединением
имени с глаголом в переносном значении, то есть в предикации, например: В
траве змеился шланг. В обоих случаях сопряженные имена соотнесены с видимой
частью внеязы-ковой действительности. Иное дело соединение субстантива и
глагола в таком предложении, как Клевета к нему не прилипает* где
одновременное видение двух явлений опосредуется предикатом, который
мыслится как общий им. Фокус метафоры спрятан в глаголе. Это и есть
гештальт (Чернейко 1997: 296).
В сочетаниях имени деньги с глаголами физического или другого эмпирически
воспринимаемого действия предикат открыт, эксплицирован, тогда как скрыт
гештальт - имя того явления мира, маску или лик которого приняла
рассматриваемая сущность, в которое она воплотилась. Гештальт вводит
имплицитно представленное основание метафорической номинации - общее
свойство двух явлений, открывшееся сознанию. В глагольной метафоре
эксплицирован предикат, обозначающий то свойство по действию, которое
видится общим двум явлениям: конкретному и, коннотативно, умопостигаемому,
или абстрактному. Гештальт в этом случае "скрытым", он им-пликатура
глагольной сочетаемости имени: клевета - гряіь, по-
скольку клевета как вербализованный продукт социальных отношений по
представлению носителей русского языка обладает той же способностью, что и
весьма осязаемая субстанция под именем грязь, - прилипать. Судьба обокрала:
прототипический агенс глагола оби-
красть - вор. В этом сочетании он представлен имплицитно и выво-
дится как гештальт имени судьба (Черненко 1997: 297).
Из сказанного выше можно сделать вывод о том, что термин "гештальт" не
является дублетом термина "образ". Гештальт - имплицитная метафора, которая
постигается эмпирически. Это - маска, которую язык надевает на понятие.
Маска может меняться, но она предопределяет сочетаемость имени (Чернейко
1997:301).
Так, концептуальный анализ, охватывающий сочетаемость имени в качестве
исходного объекта, результатом имеет его гештальт-ную структуру,
соотносимую, как показывают исследования (Чернейко 1995; Чернейко,
Долинский 1996), со структурой ассоциативного поля. Гештальт в более
широком контексте может рассматриваться как одно из средств формализации
ассоциативного поля понятия, а гештальтная структура - как аналог иерархии
ассоциатов.
Вопросы концептуального анализа русского языка
Важные научные наблюдения над ЯКМ были сделаны в рамках
лингвокультурологических разысканий, в которых основное внимание уделяется
не цельной картине мира, а характерным для данного языка идиоэтническим
концептам, стереотипам языкового и культурно-исторического сознания. Кроме
того, для лингвокультурологии важным является исследование человека в его
связях с языком и культурой. О том, что изучение и понимание человека
невозможно вне его расовой, культурной и языковой идентификации, отмечалось
лингвистами, антропологами, этнопсихологами и др. неоднократно (см.,
например, Сепир 1993, 185), и этот бесспорный тезис во многих концепциях
является основным постулатом и руководством при проведении конкретных
исследований. Однако, в какой степени взаимосвязаны и взаимообусловлены эти
составляющие человека, как они коррелируют друг с другом и как они влияют
на миропонимание и поведение человека и целого народа, - все эти и другие
непростые вопросы лингвокультурологии остаются спорными. Одно лишь
совершенно очевидно - данные лингвистики о ЯКМ, о языковых стереотипах
национального сознания, наряду и вместе с данными других наук о человеке,
должны быть использованы и учтены при создании научного “портрета” человека
в целом и психологического “портрета” национального характера в частности:
“Мы знаем, - пишет А.Д.Шмелев, - что ярким отражением характера и
мировоззрения народа является язык и, в частности, его лексический состав.
Анализ русской лексики позволяет сделать выводы об особенностях русского
видения мира, частично подтверждающие и одновременно дополняющие и
уточняющие указанные выводы, и подвести под рассуждения о “русской
ментальности” объективную базу, без которой такие рассуждения часто
выглядят поверхностными спекуляциями” (Шмелев 1997, 481).
Центральным в современной лингвокультурологии выступает понятие
“концепт”, терминологически переосмысленное как “ключевое слово духовной
культуры” (Степанов 1972). В этом значении термин “концепт” широко
используется в разных направлениях современной лингвистики, в том числе в
лексикографических описаниях. Однако “концепт” используется и в
нетерминологическом значении, дублируя такие названия, как “понятие”,
“представление, “значение”, сема”, “образ”, “символ”. В такой интерпретации
“концепт” обычно привлекается для описания лексико-семантических процессов,
связанных с порождением слова и смысловым варьированием. Таким образом,
рассматриваемый термин трактуется в современной лингвистике по-разному. Все
трактовки можно упрощенно свести к двум противопоставленным по содержанию
дефинициям: 1) концепт - это ключевое слово духовной культуры, 2) концепт –
“первичное представление как психо-ментальное явление, стимулирующее
порождение слова” (Лисицын 1994, 91). В целом онтологические свойства
концепта точно выражены в следующих словах В.В.Колесова: “...концепт -
исходная точка семантического наполнения слова и одновременно - конечный
предел развития. То, что явились началом, в результате развития смыслов
слова как знака культуры, становится и его концом - обогащением этимона до
концепта современной культуры” (Колесов 1992, 36).
Исследование концептов (концептуальный анализ) позволяет показать
собственно языковую инроспекцию, когда семантика (например, слова)
интерпретируется не через обращение к объектам мира действительного (т.е. к
денотатам), а с помощью их идеального образа в виде типического, наиболее
характерного в человеческом сознании представителя, т.е. прототипа.
Концепты в таком случае - это категории языкового видения мира и в то же
время "творцы" и одновременно продукты мира идеального, в том числе и
прежде всего национально-культурной ментальности. Именно эти онтологические
свойства концепта впервые были отмечены в работе русского философа
С.А.Алексеева-Аскольдова “Концепт и слово” (Аскольдов-Алексеев 1928, статья
переиздана в “Антологии русской словесности” в 1995 г.). Уже из названия
статьи ясно, что концепт и слово, в понимании Аскольдова-Алексеева, -
категории отнюдь не тождественные. Концепт – это представление, “неуловимо
мелькающее в умственном кругозоре”, и оно (представление) первично по
отношению к понятию. Хотя Аскольдов-Алексеев называет концепт “общим
понятием”, но под ним имеет в виду именно представление, характеризуя это
“общее понятие” как явление психо-физиологическое, т.е. во многом
подсознательное, “неуловимое” (в отличие от собственно понятия, являющегося
категорией сознания). Положения Аскольдова-Алексеева развивает Д.С.Лихачев,
считающий, что концепты возникают и формируются в сознании как намек на
возможные значения, “подобно алгебраическим выражениям”, в них
концентрируется предшествующий языковой опыт слова, и в то же время они
открывают возможность для сотворчества, домысливания, “дофантазирования”,
для создания эмоциональной ауры слова (Лихачев 1993).
Глубокий, подлинно лингво-философский анализ концепта как категории
знания дает в своей монографии В.В.Колесов, который, рассматривая
соотношение между такими терминами, как “слово”, “образ”, “символ”,
“понятие”, “концепт”, отмечает: “Важно подчеркнуть неслучайность терминов,
выбранных для именования последовательных этапов в процессе приращения
смыслов слова. Они значимы уже по своему первосмыслу. Заметим и
грамматические признаки управления: о б р а з чего?, но п о н я т и е -
чего и о чем? К о н ц е п т вообще не расширяется каким-либо вопросом,
ибо именно он – и точка отсчета, и завершение процесса на новом уровне
семантического развития живого в языке; он есть источник всеобщего смысла,
который организуется в системе отношений множественных форм и значений.
Conceptum есть тот самый зародыш божественного логоса, архетип
мысли, который не задан, а дан, но постоянно изменяет свои грамматические и
содержательные формы, и прежде всего – образные формы” (Колесов 2002, 68).
Нахождение этого источника всеобщего смысла, архетипа, или прототипа мысли
– основная задача концептуального анализа. Он позволяет понять и
охарактеризовать многое из того, что лежит в основе сознания и подсознания
не только отдельного индивида, но и целого народа. Концепт, таким образом,
- это ключ к пониманию “божественного логоса”, а через него и с помощью его
– к пониманию “духа народа”, его национально-культурной ментальности.
В современной русистике в роли типичных, национально-специфичных
концептов, в которых проявляются стереотипы русского языкового культурного
сознания, обычно рассматриваются такие слова, как судьба, тоска, удаль,
воля (в паре со словом свобода), авось, истина (в паре с правда), душа,
поле (чистое), добро (в паре с благо), беда (в паре с несчастье) и
некоторые др. Для иллюстрации приведем два примера концептуального анализа
из работ А.Д.Шмелева (Шмелев 1997; Шмелев 1997а).
I. Свобода - Воля. Эти слова обычно рассматриваются как синонимы (см.
словари). На самом деле для концептуального анализа важно определить их
различие: “Если слово свобода, - пишет А.Д.Шмелев, - в общем соответствует
по смыслу своим западноевропейским аналогам, то в слове воля выражен
специфически русский концепт” (Шмелев 1997, 485). С исторической точки
зрения для концептуального анализа правомернее, как это показал В.Н.Топоров
(Топоров 1989, Топоров 1995, 531), рассматривать пару воля - мир. Мир во
всех своих значениях (в данном случае речь идет о всех значениях,
рассматриваемых в современных словарях как омонимичные) восходит к некогда
единому понятию, связанному о гармонией, порядком. Поэтому мир ‘вселенная’
(греч. kosmos ‘космос, противопоставленный хаосу’) связан с миропорядком,
гармонией; мир ‘отсутствие войны’ тоже связан с гармонией, но уже между
людьми, народами. Понятно, почему сельская община тоже называлась миром:
там устанавливается жесткий порядок в отношениях между членами общины.
Выйти из этого распорядка значило “выйти на волю”, т.е. не признавать
строго установленных норм общины. Воля издавна ассоциировалась с
бескрайними степными просторами: “Широкое пространство, - нишет
Д.С.Лихачев, - всегда владело русским сердцем. Оно выливалось в понятия и
представления, которых нет в других языках. Чем, например, отличается воля
от свободы? Тем, что воля вольная - это свобода, соединенная с простором,
ничем не огражденным пространством” (Д.С.Лихачев. Заметки о русском).
Свобода в отличие от воли предполагает порядок, регламентированность,
правопорядок, но не столь жесткие и категоричные , как это было в концепте
мир (сельская община). Свобода ассоциируется скорее с жизнью в городе, не
случайно, слобода 'городское поселение, поселок при городе’ этимологически
тождественно свободе. Кроме того, концепт свобода связан с законностью и с
правами, в том числе и юридическими, поэтому можно говорить о разных видах
этого понятия, что привело к появлению формы множественного числа у слова
свобода: свобода слова, свобода печати, свобода совести и другие свободы. О
человеке, отбывшем срок заключения и законно освобожденном, скажут “вышел
на свободу”, о том, кто совершил побег из мест заключения, скажут скорее
“сбежал на волю”. Ср. о птице, выпущенной из клетки, корректнее сказать
“выпустить на волю”, нежели “выпустить на свободу”.
Русская воля не желает знать границ, не признает никаких прав и
“свобод”, она, возможно, действительно “западному менталитету глубоко
чужда”. В слове воля, и особенно в его производных, смысловой компонент
‘отсутствие всяких преград, непризнание запретов’ выступает главным во
многих случаях словоупотребления: вольному воля, дать волю рукам, дать волю
языку, воспитываться на воле, вольнодумство (ср. свободомыслие)
вольнодумие, Запорожская вольница, вольничать, вольность, вольная жизнь и
многие др. примеры.
Концепт воля в русском языковом сознании ассоциируется также с такими
семантико-прагматическими смыслами, как ‘действие по своему усмотрению, по
своему желанию’ (Твоя воля: хочешь - иди, хочешь –оставайся), ‘стремление
достичь цели’, ‘намерение’ (железная воля, воспитание воли, действовать по
своей воле), ‘власть’ (твоя воля: действуй , как хочешь). Эти смысловые
компоненты воли, более типичные для современного русского
словоупотребления, отражают внутреннюю жизнь человека и были первоначальным
источником использования слова воля в качестве неточного синонима свободы
для выражения особенностей русского национального характера.
II. В ЯКМ находят отражение также различные жесты, позы, действия,
используемые человеком в семиотических целях, символических актах. Речь
идет о таких “вербализованных” действиях, как кивок головы, пожимание
плечами, подмигивание, взмах руки и т.п. К числу таких действий,
используемых в качестве символического акта во многих, а может быть, во
всех культурах, относится плевок, послуживший источником для формирования
сугубо русского концепта “наплевательство”. В работе А.Д.Шмелева (Шмелев
1997а, 515-522) приводятся интересные лингвистические наблюдения над этим
концептом, и на основе данных языка автор приходит к выводу о жизненной
позиции русских, проявляющейся в подлинно философском отношении к
действительности: “... сквозь руcское Плевать...!, наряду с безразличием,
просвечивает идея ничегонеделания, плевания в потолок. Да плюнь ты...! -
один из самых часто встречающихся советов, который дают человеку, если он
кажется чрезмерно озабоченным какими-то трудностями. Этот совет отчасти
близок английскому Take it easy!; однако наглядно видно и различие. Совет
Take it easy! означает пожелание избавиться от отрицательных эмоций, но не
предполагает совета предаваться бездействию. Да плюнь ты...! - это совет
избавиться от излишних и ни к чему не приводящих (или приводящих только к
расстройству) усилий. “Философское” отношение к жизни в “англосаксонской
картине мира может быть максимой: ‘Не стоит расстраиваться по поводу того,
что от тебя не зависит’; в “русской картине мира” оно могло бы быть
выражено максимой: ‘Не стоит тратить усилия: все равно от тебя ничего не
зависит’. И примечательно, что в русском языке такое философское отношение
к жизни концептуализуется как “плевание” (Шмелев 1997а, 521).
И далее: “В других языках тоже есть выражения, указывающие на
безразличие, там тоже даются советы не расстраиваться по пустякам или
отказаться от бесплодных усилий изменить ход дела. Но именно в русском
языке все эти идеи сконцентрированы в одном глаголе плевать. Мы используем
этот глагол и для выражения собственной установки, и описывая чье-либо
безразличное отношение, и давая совет.
И лишь на поверхностный взгляд, человек, после ряда тщетных попыток
решивший наконец плюнуть, потерпел фиаско. С точки зрения жизненной
позиции, выраженной в русском Плевать...!, он, наоборот, сумел, отринув
“житейскую суету”, подняться до подлинно философского отношения к
действительности” (там же). Однако в русском концепте “наплевательство”
проявляется не только “житейская мудрость”, но и наивная этика, которая,
скорее, осуждает философию наплевательства, нежели одобряет ее, поскольку
субъектом этого символического действия обычно не выступает говорящий, если
это не случаи самоиронии, бахвальства или раскаяния (см. об этом выше).
Ср., например, странность высказывания ?Я наплевательски отношусь к своей
работе.
Таким образом, сведения, полученные в результате концептуального
анализа ключевых слов культуры, делают более очевидным многие выводы
этнопсихологии о национальном характере и национальном менталитете того или
иного народа, и в то же время они помогают избавиться от некоторых
укоренившихся предрассудков, основанных не на научных, а на обывательских
представлениях одного народа о другом. Вместе с тем, совершенно ясно, что
ни в коем случае нельзя проводить прямую связь между данными языка и
духовной культуры, о чем предупреждал в свое время Э.Сепир: “Не могу я
признать и настоящей причинной зависимости между культурой и языком.
Культуру можно определить как то, что данное общество делает и думает. Язык
же есть то, как думают” (Сепир 1993, 193).
“Как думают” на том или ином языке, сказывается в общей и языковой
картине мира и в тех случаях, когда национально-культурные коннотации
связываются с определенными неспецифичными концептами. Так, многократно
исследовалась и описывалась символика цветообозначения в разных культурах и
языках. Приведем лишь один из вариантов “типологии” цветовосприятия в
разных культурах при эксплуатации компьютеров с цветным экраном: красный
цвет в США - опасность, во Франции - аристократия, в Египте – смерть. В
Индии - жизнь и творчество, в Японии - гнев и опасность, в Китае - счастье;
белый в СШA - чистота, во Франции - нейтральность, в Египте - радость, в
Индии - смерть и чистота, в Японии - смерть, в Китае - смерть и чистота и
т.д. (см. Апресян 1995, 350). Естественно, эти символические коннотации и
эмоциональные ассоциации основаны на национально-культурном опыте и
традициях, обусловленных типом цивилизации. Определяющую роль при этом
играют те образы, которые возникают или могут возникнуть при названии
определенного денотата, и в этой функции словесный знак - это не имя
денотата, а квазиденотата, поэтому язык здесь не отражает мир, а “рисует”
его национальными красками. В лингвистической литературе приводится немало
любопытных примеров идиоэтнических репрезентаций многих концептов,
связанных с эталонными представлениями. Так, например, образ тощего
человека в русском языковом сознании связывается с жердью или скелетом
(тощий как жердь (как скелет) (ср. в английском языковом восприятии –
тощий, как бенберийский сыр, в японском – тощий, как скелет комара, во
вьетнамском – тощий, как высохшая цикада, в туркменском – тощий, как
лестница и т.д.). Эталоном здоровья в русском языковом представлении
является обычно бык (здоров, как бык), работоспособности – лошадь
(работать, как лошадь); в английском языке эталон здоровья – лошадь (as
strong as a horse), неуклюжести – не медведь, как в русском, а щенок (as
clumsy as a puppy) и т.п. (Телия 1996, 194). Эти и подобные им случаи
“эталонной” национально-культурной концептуализации мира усваиваются
языковой системой в форме образно-символической коннотации слова, которая
зачастую обогащает его смысловое содержание и становится прагматической
доминантой, определяющей семантико-синтаксическое поведение слова в речи.
Интересно отметить, что словари непоследовательно и нерегулярно фиксируют
эти коннотации. Так, в “Словаре русского языка” (МАС) у слова “медведь”
отмечается “эталонная” коннотация в качестве самостоятельного значения:
“МЕДВЕДЬ ... 2. О крупном, , сильном, но грузном и неуклюжем, неловком
человеке”, в то время как у слова “лошадь” подобный смысл не
регистрируется. Видимо, это не случайно. Объясняется это не только
причинами собственно когнитивного характера, но и более важными,
лингвистическими процессами, связанными с языковой концептуализацией.
Концепт - это не просто “ключевое слово духовной культуры”, но то
“неуловимое”, что делает слово живым в языке, давая ему (слову) возможность
реализовать себя в речи, в дискурсе. И чтобы понять концепт, воссоздать
“архетип мысли”, который управляет поведением слова и задает его грамматику
(синтаксис), следует обратиться к анализу не только и не столько самого
слова, сколько его типовых реализаций.
Широко распространенное в современной лингвистике представление о
концепте как о ключевом слове духовной культуры предопредило во многом
выбор слова в качестве основного, а порой и единственного объекта
концептуального анализа языка. Действительно, при таком подходе наибольшей
релевантностью обладает именно лексическая семантика, позволяющая
эксплицировать устройство того или иного концепта с помощью
соответствующего ему так назваемого ключевого слова. Однако
нетождественность концепта как категории мировоззренческой и слова как
единицы языка и несводимость их друг к другу делают правомерным и
необходимым у читывать и грамматическую семантику, поскольку последняя
едина с семантикой лексической. Вместе с тем содержание грамматических
категорий и синтаксических конструкций носит более диффузный характер, и
установить его удается лишь с помощью научной рефлексии.
Интересные перспективы для исследования языковой концептуализации
мира открывает обращение и к этносинтаксису, материал которого еще мало
привлекается для концептуального анализа. О том, что синтаксическая
семантика коррелирует с соответствующими национально-культурными
концептами, можно судить, в частности, по содержательной стороне
предложений разных моделей. Так, активно разрабатываемый в современной
русистике концепт судьбы и связанные с ним семантико-смысловые
представления обусловливают выбор наиболее адекватной предложенческой
модели. Ср., к примеру, следующие высказывания, описывающие одну и ту же
ситуацию (событие):
(1) В саду ночью ветер сбил все яблоки
(2) В саду ночью ветром сбиты все яблоки
(3) В саду ночью ветром посбивало все яблоки (А.Чехов).
Если предложения (1) и (2) связаны между собой отношением
синтаксической выводимости (с помощью операции трансформации), то
предложение (3) (традиционно такие предложения именуются безличными
предложениями) в русском языковом сознании обычно идентифицируется с особым
типом представления описываемой ситуации. Ветром (N5) в нем репрезентирует
не агенс или инструмент, как в предложениях (1) и (2), а стихийную силу,
предопределяющую ход событий и не поддающейся контролю. Эта сила не может
быть персонифицирована, поскольку она исходит от стихии, не подвластной и
не контролируемой со стороны рацио. Поэтому в предложениях типа (3) позиция
N5 не может быть занята одушевленным существительным или существительным
с инструментальным значением, т.е. нельзя: *Яблоки посбивало мальчиком;
*Яблоки посбивало топором (молотком и т.п.). Точно так же нельзя: *Медведя
убило охотником, *Солдата ранило снайпером и т.п. (ср. Мальчик посбивал
все яблоки, Охотник убил медведя, Снайпер ранил солдата и т.п. Обычно
неодушевленное существительное в форме творительного падежа (N5) в
предложениях модели (3) трактуют как инструментальный актант. Однако в
этой семантической функции N5 выступает лишь в предложениях типа (1) и (2).
В предложениях модели (3) N5 передает значение активной стихийной силы, не
подвластной и не контролируемой никем. Подобный концепт с большей
очевидностью репрезентируется и в инфинивных предложениях типа Быть бычку
на веревочке, Не видать тебе больше своего приятеля и т.п.
Анализ грамматической семантики (в том числе и синтаксической),
представляющей собой, по выражению А.А.Потебни, формальное значение,
помогает с не меньшей очевидностью установить, “как думают” носители того
или иного языка. Но не более того. Выводить из этих данных языка тип
национальной культуры, тип национального характера и социального поведения,
а также этнопсихологические признаки определенного народа – все ... продолжение
Вы можете абсолютно на бесплатной основе полностью просмотреть эту работу через наше приложение.
РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН
Казахский национальный университет им. аль – Фараби
Факультет филологии, литературоведения и
мировых языков
Кафедра русской филологии, русской и мировой литературы
Специальность: 6 ... .– Иностранная филология
Одноименные концепты в еврозийской и русской лингвокультурах
Выпускная работа
Исполнитель________________________ ______ студент Баратов Шерзод ... ..
___ мая 2014 г
Научный руководитель _____________________ Сабитова З.К., д.филол.н., проф.
Нормоконтролер
____________________________Сарсеке ева Н.К.,
к.филол.н., доц.
___ мая 2014 г.
Допущена к защите
Зав.кафедрой_______________________ ___________Джолдасбекова Б.У.,
чл.-
корр. НАН РК, д.филол.н., проф.
___ мая 2014 г.
Алматы, 2014
Содержание
Введение ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... . ... ... ... ... ... ... ... ... 3
Раздел 1 Интернет-коммуникация как форма социального взаимодействия ... ..
1.1Языки Интернет-общения ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...10
1.2.
1.3.
Раздел 2 Казнет как проявление русско-казахского двуязычия ... ... ... ...16
2.1Языковой мир казахстанского Интернет-общения как особый тип
языковойсубкультуры ... ... ... ... ... ... ... ..24
2.2
2.3
Заключение ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .90 Список использованных
источников ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .91
Введение
Настоящая дипломная работа посвящена анализу ключевых концептов
евразийской и русской лингвокультур. Концептуальный анализ, широко
используемый в современной лингвистике, связан с проблематикой прежде всего
когнитивно ориентированных отраслей и направлений гуманитарного знания, а
также со многими вопросами культурологии и межкультурной коммуникации.
Кроме того, концептуальный анализ языка и изучение системы концептов
(концептосферы) определенного языка приобретает особую значимость в связи с
активизацией исследований, направленных на решение практических задач в
области психологии, социологии, этнологии и других прикладных отраслей
современных гуманитарных наук. Понятно, что решение этих задач во многом
зависит от умелого использования достижений современной лингвистики, ее
научного, методологического аппарата, в конце концов – от самого обращения
к языку как источнику важнейшей информации о ментальном мире человека, о
духовном мире целого народа или этноса.
В современной лингвистике активизация исследования ментальных
процессов, составляющих логико-психологическую основу языковой
деятельности, вызвана прежде всего формированием и становлением когнитивно
ориентированных отраслей гуманитарного знания. В свою очередь, вхождение
лингвистики в систему когнитивных наук привело к рассмотрению языка как
средства представления наших знаний о мире, средства формирования особой
картины мира, существующей только в виде языковой репрезентации.
Формирование такой (языковой) картины мира обусловлено языковыми
способностями, в основании которых лежат когнитивные способности
человеческого сознания и мышления.
Природа языковых и когнитивных способностей всегда привлекала
внимание исследователей, однако многие аспекты этой проблемы остаются
недостаточно исследованными. Вместе с тем лингвистика со своим богатым
опытом описания языковых знаков и системы представлений, передающихся с их
помощью, дает чрезвычайно важный эмпирический материал, изучение которого
позволяет проникнуть в логико-психологическое пространство сознания и
мышления (ментальное, концептуальное пространство). Перед современной
лингвистикой ставится задача исследования языка не столько как системы
знаков, сколько системы вербализованных знаний, и, соответственно,
исследования ментальных процессов, связанных с речемыслительной
деятельностью человека. При таком подходе к языку становится очевидной
необходимость установления и описания основных категорий, с помощью которых
можно будет объяснить механизмы формирования вербализованных представлений
в том или ином конкретном языке, а также процессы функционирования в нем
средств хранения и передачи знаний о мире. А эти знания формируют тот образ
мира, который принято называть языковой картиной мира. Таким образом,
перечисленные аспекты темы настоящей выпускной работы подчеркивают ее
актуальность и значимость в теоретико-методологическом отношении, связь
темы работы с проблематикой когнитивно-ориентированных парадигм
гуманитарного знания.
Актуальность темы работы связана также с важностью и значимостью
концептуального анализа языка при решении задач межкультурной коммуникации,
поскольку рассматриваемые в работе евразийские концепты с особой полнотой
демонстрируют феномен взаимодействия и взаимообогащения языков и культур.
Понятно, что каждая языковая культура как представитель особого видения
мира становится частью общечеловеческой культуры, частью, без которой
немыслима человеческая история, человеческая цивилизация в целом. В связи с
этим уместно будет сослаться на мнение одного из ведущих современных
лингвистов Вяч. Вс. Иванова. В своей книге под многозначащим названием
Лингвистика третьего тысячелетия: вопросы к будущему (М., 2004), говоря о
социолингвистических процессах, происходящих в современном мире, он пишет:
Языковые последствия глобализации и компьютеризации неожиданны: несомненен
провал идеи melting pot - котла, где будто бы перевариваются все языки,
заменяемые якобы американским английским. По мере того, как выявляется
неправота и неосуществимость попытки навязать всем одну (в том числе и
языковую) систему, все более существенным представляется план объединения
разных традиций путем выявления связывающих их общих принципов [1, с.44].
именно в евразийской лингвокультуре и ее концептосфере наиболее ярко и
последовательно проявляется этот план объединения разных традиций путем
выявления связывающих их общих принципов.
Таким образом, тема выпускной работы органично вписывается в
проблематику современных парадигм гуманитарного знания, и этим
подчеркивается ее важность и актуальность как в теоретическом, так и в
практическом плане.
Объектом анализа и лингвистического описания в настоящей выпускной
работе послужили ключевые концепты евразийской лингвокультуры,
функционирующие в современном русском языке.
Предметом исследования выступает национально-культурная специфика
евразийских ключевых концептов, определяющая своеобразие русской языковой
картины мира.
Цель работы – охарактеризовать когнитивное содержание слова-концепта
евразийской лингвокультуры.
Для достижения поставленной цели в работе решаются следующие задачи:
- охарактеризовать проблематику и принципы современных направлений
лингвистики (лингвокогнитивного и лингвокультурологического);
- раскрыть понятие концепт и охарактеризовать основные теории,
связанные с изучением концептосферы языка;
- охарактеризовать приемы концептуального анализа языка;
- установить лингво-когнитивную природу слова-концепта;
- охарактеризовать теоретико-исторические основы евразийства, его
ключевые положения, отразившиеся в евразийской лингвокультуре;
- на основе семантического анализа слов-концептов евразийской
лингвокультуры установить их национально-культурную специфику;
- охарактеризовать прагматические и стилистические функции евразийских
слов-концептов и определить их влияние на речевое поведение носителей
русского языка.
Методы и приемы исследования. В качестве основного в работе использован
описательный метод. При характеристике слова-концепта использовались приемы
концептуального анализа языка, лексикографического описания слова,
компонентного анализа семантической структуры лексемы. В работе
используются также отдельные приемы сопоставительного исследования языков и
культур.
Структура работы. Выпускная работа состоит из Введения, двух
разделов, Заключения и Списка использованной литературы.
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КАК МЕТОД ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Параллельно с появлением терминов "концепт", "категория", "прототип",
которые стали ведущими терминами в аппарате когнитивной лингвистики,
появилась и форма научных изысканий, названная концептуальным анализом.
Концептуальный анализ есть основной метод исследования концептов. Он
позволяет восстановить все знания и представления, которые имя связывает
воедино. Как справедливо отмечено С.Е.Никитиной (1990: 56-57), само
сочетание "концептуальный анализ" можно толковать по-разному. Мы
ограничимся таким толкованием, при котором концепт понимается как объект
анализа, а других ограничений не накладывается. Чтение работ разных
авторов, которые в явной форме утверждают, что они заняты концептуальным
анализом, показывает, что концептуальный анализ - это отнюдь не какой-то
определенный метод (способ, техника) экспликации концептов. Более уместно
было бы говорить о том, что соответствующие работы объединены некоторой
относительно общей целью, а что касается путей ее достижения, то они
оказываются весьма разными. Важно отметить при этом, что глубокие различия
обнаруживаются не только в арсенале исследовательских приемов (т.е. в том,
что считается анализом), но прежде всего в том, что в тех или иных трудах
принято считать результатом (Фрумкина 1992: 32).
Вполне естественно, что появление новых целей в лингвистике вызвало к жизни
и новые методы семантического анализа. В современных семантических
исследованиях основной упор делается на экспериментальные данные,
полученные в ходе психолингвистического эксперимента или анализа реальных
употреблений языковых единиц. Традиционные процедуры описания семантики,
несмотря на всю энциклопедичность и богатство сведений о многочисленных
значениях языковых единиц в различных контекстах их употребления и
несомненную их полезность (компонентный анализ, дескриптивный анализ и др.)
оказались неспособными ответить на запросы новых, когнитивно
ориентированных семантических студий. Указанные методы имели ряд
недостатков, среди которых игнорирование знаний и верований о мире занимает
едва ли не главное место. Все это привело к тому, что ведущей практикой в
семантических исследованиях стал психолингвистический эксперимент (см.
например работы У.Лабова, Дж.Лакоффа, А.Вежбицкой и др.).
Решительный поворот к изучению языковых структур представления знаний
привел к становлению в зарубежной лингвистике нового семантического
направления, получившего название "прототипическая семантика", или
"когнитивная семантика" (см. вышеупомянутых авторов, а также Э.Рош,
Ч.Филмор и др.). Поэтому вполне закономерно, что в последние годы центр
исследований переместился в сферу концептуального анализа.
Лингвисты все чаще говорят о концептуальном анализе как о новом
формирующемся методе лингвистических исследований, который, с одной
стороны, направлен на анализ лингвистических концептов, а с другой стороны,
представляет собой анализ с помощью концептов как единиц описания,
употребляемых наряду с более привычными терминами типа семантических
признаков, принятых в компонентном анализе. Концептуальный анализ позволяет
приступить к изучению концептуального устройства языка, ведущею к
осмыслению мира в терминах концептов. Данный метод позволяет также
проникнуть в тайны языкового сознания, поскольку "концепты - идеальные
единицы сознания, составляющие часть общей концептуальной модели мира"
(Кубрякова 1991: 89).
По мнению В.З.Демьянкова, классическим концептуальный анализ требует
привлечения большого корпуса контекстов слова в художественной литературе
(Демьянков 2000: 193). Рассматриваемый нами концепт MONEY изучается с
использованием разнообразного языкового и культурно-языкового материала:
помимо свободных и устойчивых словосочетаний с компонентом money,
почерпнутых в художественной литературе и лексикографических источниках
(всего около 4000 случаев употребления), к анализу привлекаются
традиционные представления англо-американского языкового сообщества,
связанные с деньгами. Все это позволяет не только обрисовать указанный
концепт, но и с определенной степенью точности структурировать его,
вычленяя множество наиболее характерных признаков.
Концептуальный анализ, по утверждению Е.С.Кубряковой, хотя и обнаруживает
точки соприкосновения с семантическим анализом, имеет другие конечные цели.
Если последний направлен на экспликацию семантической структуры слова,
уточнение реализующих ее денотативных, сигнификативных и коннотативных
значении, то концептуальный анализ предстает как поиск тех общих концептов,
которые подведены под один знак и предопределяют бытие знака как известной
когнитивной структуры. Семантический анализ связан с разъяснением слова,
концептуальный анализ идет к знаниям о мире. Под концептами же понимаются
образы содержания знаков, единицы сознания, составляющие часть общей
концептуальной модели мира (Кубрякова 1991: 85).
Итак, концептуальный анализ - это исследования, для которых концепт
является объектом анализа. Смысл концептуального анализа - проследить путь
познания смысла концепта и записать результат в формализованном
семантическом языке. По существу это обозначает знание концепта, т.е.
концепт - это знание об объекте из мира "Действительность11, переведенное в
знание объекта в мире "Идеальное" (Телия 1996).
По мнению Е.С.Кубряковой, концептуальный анализ именований может принимать
разную форму. Можно, например, как это продемонстрировала А.Вежбицкая,
изучить концепты и суждения, стоящие за обычной конкретной лексикой. Можно
осуществить концептуальный анализ ключевых слов эпохи. Можно, пользуясь
методикой фреймовой семантики, попытаться определить, какие структуры
знаний стоят за теми или иными классами слов. Можно, наконец, провести, как
это предлагает Е.В.Кларк, анализ классификаторов, то есть слов,
используемых для простейшей категоризации предметов и т.п. (Кубрякова 1990:
12).
Каковы методы исследования при концептуальном анализе? Прежде всего, это
совокупность приемов вполне нормативных для собственно лингвистической
традиции. Одновременно привлекаются чисто логические категории, ощущается
постоянное присутствие иза плечом" лингвиста пары слушающий-говорящий,
вместе с их целями, ценностями, вообще с их внутренними мирами. В центре
внимания - проблема интерпретации значения. Объектом анализа может являться
любая лексика. Метод анализа - интроспекция исследователя. А.Вежбицкая,
заложившая основы концептуального анализа, считает, что прием
лингвистической интроспекции является самым надежным приемом
концептуального анализа. Результатом интроспекции, конечной целью
концептуального анализа, является вербальная формулировка соответствующего
концепта.
Концептуальный анализа А.Вежбицкой основан на интроспекции, углубленном и
целенаправленном анализе собственной языковой интуиции ("firm ground of
one's own intuition"). Как считает Вежбицкая, большая часть семантической
информации совершенно одинаково представлена в сознании различных носителей
языка. Расхождения же в содержании интуитивных представлений различных
носителей языка объясняются в большинстве случаев лишь тем, что говорящие
неспособны достаточно глубоко проанализировать и точно сформулировать
содержание собственной интуиции.
При изучении семантики предметных существительных Веж-бицкая предлагает
смотреть в себя, а не вовне, в мир объектов, называемых словами. Описать
семантику предметных слов типа чашка, птица, велосипед, - значит, описать
не объекты, которые могут быть обозначены этими словами, т.е. не условия и
границы денотации, а "идеальный образ11 чашки, птицы, велосипеда или, иначе
говоря, человеческие представления о типичном представителе, прототипе
каждой из этих категорий. Естественно, что "идеальный образ",
соответствующий некоторому слову, представление о прототипе задаваемой
словом категории находится в сознании говорящих (а не во внешнем мире).
Поэтому для того, чтобы описать семантику слова, т.е. соответствующий ему
образ, надо исследовать языковое сознание говорящих, а не внешний мир, в
котором нет этих образов, а есть реальные объекты (Wierzbicka 1990 - цнт,
по Мостовая 1989: 54)).
При когнитивном подходе к исследованию языка мы опираемся не на
индивидуальные свидетельства отдельных испытуемых о данной языковой
единице, а на опыт всех носителей, закрепленный в языке, а этот опыт
проявляется в языковом поведении лексемы, и прежде всего - в ее
сочетаемостных свойствах. Важно выявить те содержательные фрагменты
лексической единицы, о которых знает интуиция и которые она выводит на
поверхность сознания через языковое знание. Выявить их можно через
сочетаемость имени.
Концептуальный анализ позволяет осуществить более философский подход к
анализу имен, так как преследует герменевтическую цель: познание и
понимание стоящего за именем фрагмента идеальной действительности и, в
конечном счете - самого языкового сознания. "Языковое сознание" раскрывает
представления об имени, которые сложились в культуре и отражены в языке в
первую очередь через несвободную сочетаемость имени.
А.М.Пешковский писал, что "в слове снег выражена определенная сумма
признаков, из которых ни один не назван" (Пешковский 1920: 66). Но
семантические признаки слова снег отражают чувственно постигаемые
(верифицируемые) свойства предмета видимого мира. Поскольку явления этого
мира постигаются интуицией и интеллектом, то "сумма признаков",
составляющих содержание имени, в каждом случае уникальна. В подобных
случаях традиционный метод "препарирования" семантики слова - компонентный
анализ, уступает место концептуальному анализу, формализующему то, что
знает интуиция, что существует в коллективном бессознательном и выражается
в действии (речью) (Чернейко 1997: 286). Концептуальный анализ помогает
моделировать фрагменты картины мира, чувственное и образное восприятие
которых запечатлено совокупным носителем языка.
Концепт имени охватывает языковое преломление всех видов знания о явлении,
стоящем за ним, - знание эмпирическое, знание по мнению, знание по доверию,
знание по вере, то есть все то, что "подведено под один знак и
предопределяет бытие знака как известной когнитивной структуры" (Кубрякова
1991: 85), а также составляет объем и содержание языкового знака.
Содержание концепта включает в себя содержание наивного понятия, но не
исчерпывается им. поскольку охватывает все множество прагматических
элементов имени, проявляющихся в его сочетаемости.
Концепт имени может быть не тождественен не только в разных языках, но и у
разных носителей одного языка, поскольку зависит от мировидения говорящих.
Одна и та же область представлений "по-иному членится холодным
аналитическим рассудком, нежели творческой фантазией создателей языка"
(Гумбольдт 1985: 364). Некоторые феномены как, например, свобода, власть,
предстают перед нами в самых разнообразных обличиях, выявить которые
оказывается возможным лишь исходя из анализа предикативной сочетаемости
имени.
Такое явление, как персонификация отвлеченных понятий, невидимых предметов
давно привлекало к себе внимание. Мы находим подтверждение этому в трудах
А.М.Пешковского (1959), а позднее В.А.Успенского (1979) и Дж.Лакоффа
(1980). Имена некоторых отвлеченных понятий ведут себя в тексте как имена
живых существ (например, беда ходит). Абстрактное понятие уподобляется
человеку. То же самое может происходить и с неодушевленными предметами
(например, деньги уходят, убегают...).
Концептуальный анализ связан с описанием невидимого умопостигаемого мира. В
нашем исследовании он базируется в первую очередь на буквальном прочтении
узуально сочетающихся со словом money глаголов физического действия. Через
сочетаемость осуществляется символизация умопостигаемой сущности, стоящей
за именем. Сочетаемость имени есть внешнее, поверхностное проявление его
глубинных ассоциативных контуров, складывающихся из имплицитных
субстантивных лексических параметров. Такие параметры можно назвать
гештальтами. Выявление гештальтов - тактика концептуального анализа.
Стратегия его - в описании структуры языкового знания, то есть
представлений носителей языка, скрытых в имени и раскрывающихся в его
сочетаемости, в обнаружении "образов содержания знака" (см. напр. Кравченко
2000).
Термин "гештальт", заимствованный из немецкого языка (Ge-stalt),
многообразен, так же как и его русский эквивалент мобразм. Определение
лингвистического гештальта было предложено Дж. Ла-коффом: "способ
соотнесения значений с поверхностными формами". Это не что иное, как способ
оязыковления смысла для говорящего и способ осмысления языковой формы для
слушающего.
Гештальт можно понимать как вид концепта. Это закрепленный словом целостный
образ, совмещающий чувственные и рациональные элементы, а также
объединяющий диннмаческие и статические аспекты отображаемого объекта или
явления. Гештальты образуют семантическое содержание так называемой
абстрактной лексики (Черненко 1995: 78-83). В нашем понимании гештальт -
это некое целостное образное представление, образ, который еще "не
схвачен". Мы его осознаем, но не можем "схватить" или категоризовать каким-
то знаком. Может быть просто потому, что с точки зрения релевантности опыта
этот гештальт не несет в себе такой значимости.
Вслед за Л.О.Черненко, мы сужаем значение термина "гештальт", понимая под
ним импликатуру сочетаемости имени. Гештальт выводится из буквального
прочтения глагола, употребленного в сочетании с именем в переносном
значении. Основание вербализованных ассоциаций и есть основание смысла
словосочетания. Существенное отличие образа от гештальта, по Черненко,
состоит в следующем. Языковой образ возникает при одновременном видении
двух явлений, которое может создаваться как соединением двух имен в одной
номинации, например, кружево листьев, стена равнодушия, так и соединением
имени с глаголом в переносном значении, то есть в предикации, например: В
траве змеился шланг. В обоих случаях сопряженные имена соотнесены с видимой
частью внеязы-ковой действительности. Иное дело соединение субстантива и
глагола в таком предложении, как Клевета к нему не прилипает* где
одновременное видение двух явлений опосредуется предикатом, который
мыслится как общий им. Фокус метафоры спрятан в глаголе. Это и есть
гештальт (Чернейко 1997: 296).
В сочетаниях имени деньги с глаголами физического или другого эмпирически
воспринимаемого действия предикат открыт, эксплицирован, тогда как скрыт
гештальт - имя того явления мира, маску или лик которого приняла
рассматриваемая сущность, в которое она воплотилась. Гештальт вводит
имплицитно представленное основание метафорической номинации - общее
свойство двух явлений, открывшееся сознанию. В глагольной метафоре
эксплицирован предикат, обозначающий то свойство по действию, которое
видится общим двум явлениям: конкретному и, коннотативно, умопостигаемому,
или абстрактному. Гештальт в этом случае "скрытым", он им-пликатура
глагольной сочетаемости имени: клевета - гряіь, по-
скольку клевета как вербализованный продукт социальных отношений по
представлению носителей русского языка обладает той же способностью, что и
весьма осязаемая субстанция под именем грязь, - прилипать. Судьба обокрала:
прототипический агенс глагола оби-
красть - вор. В этом сочетании он представлен имплицитно и выво-
дится как гештальт имени судьба (Черненко 1997: 297).
Из сказанного выше можно сделать вывод о том, что термин "гештальт" не
является дублетом термина "образ". Гештальт - имплицитная метафора, которая
постигается эмпирически. Это - маска, которую язык надевает на понятие.
Маска может меняться, но она предопределяет сочетаемость имени (Чернейко
1997:301).
Так, концептуальный анализ, охватывающий сочетаемость имени в качестве
исходного объекта, результатом имеет его гештальт-ную структуру,
соотносимую, как показывают исследования (Чернейко 1995; Чернейко,
Долинский 1996), со структурой ассоциативного поля. Гештальт в более
широком контексте может рассматриваться как одно из средств формализации
ассоциативного поля понятия, а гештальтная структура - как аналог иерархии
ассоциатов.
Вопросы концептуального анализа русского языка
Важные научные наблюдения над ЯКМ были сделаны в рамках
лингвокультурологических разысканий, в которых основное внимание уделяется
не цельной картине мира, а характерным для данного языка идиоэтническим
концептам, стереотипам языкового и культурно-исторического сознания. Кроме
того, для лингвокультурологии важным является исследование человека в его
связях с языком и культурой. О том, что изучение и понимание человека
невозможно вне его расовой, культурной и языковой идентификации, отмечалось
лингвистами, антропологами, этнопсихологами и др. неоднократно (см.,
например, Сепир 1993, 185), и этот бесспорный тезис во многих концепциях
является основным постулатом и руководством при проведении конкретных
исследований. Однако, в какой степени взаимосвязаны и взаимообусловлены эти
составляющие человека, как они коррелируют друг с другом и как они влияют
на миропонимание и поведение человека и целого народа, - все эти и другие
непростые вопросы лингвокультурологии остаются спорными. Одно лишь
совершенно очевидно - данные лингвистики о ЯКМ, о языковых стереотипах
национального сознания, наряду и вместе с данными других наук о человеке,
должны быть использованы и учтены при создании научного “портрета” человека
в целом и психологического “портрета” национального характера в частности:
“Мы знаем, - пишет А.Д.Шмелев, - что ярким отражением характера и
мировоззрения народа является язык и, в частности, его лексический состав.
Анализ русской лексики позволяет сделать выводы об особенностях русского
видения мира, частично подтверждающие и одновременно дополняющие и
уточняющие указанные выводы, и подвести под рассуждения о “русской
ментальности” объективную базу, без которой такие рассуждения часто
выглядят поверхностными спекуляциями” (Шмелев 1997, 481).
Центральным в современной лингвокультурологии выступает понятие
“концепт”, терминологически переосмысленное как “ключевое слово духовной
культуры” (Степанов 1972). В этом значении термин “концепт” широко
используется в разных направлениях современной лингвистики, в том числе в
лексикографических описаниях. Однако “концепт” используется и в
нетерминологическом значении, дублируя такие названия, как “понятие”,
“представление, “значение”, сема”, “образ”, “символ”. В такой интерпретации
“концепт” обычно привлекается для описания лексико-семантических процессов,
связанных с порождением слова и смысловым варьированием. Таким образом,
рассматриваемый термин трактуется в современной лингвистике по-разному. Все
трактовки можно упрощенно свести к двум противопоставленным по содержанию
дефинициям: 1) концепт - это ключевое слово духовной культуры, 2) концепт –
“первичное представление как психо-ментальное явление, стимулирующее
порождение слова” (Лисицын 1994, 91). В целом онтологические свойства
концепта точно выражены в следующих словах В.В.Колесова: “...концепт -
исходная точка семантического наполнения слова и одновременно - конечный
предел развития. То, что явились началом, в результате развития смыслов
слова как знака культуры, становится и его концом - обогащением этимона до
концепта современной культуры” (Колесов 1992, 36).
Исследование концептов (концептуальный анализ) позволяет показать
собственно языковую инроспекцию, когда семантика (например, слова)
интерпретируется не через обращение к объектам мира действительного (т.е. к
денотатам), а с помощью их идеального образа в виде типического, наиболее
характерного в человеческом сознании представителя, т.е. прототипа.
Концепты в таком случае - это категории языкового видения мира и в то же
время "творцы" и одновременно продукты мира идеального, в том числе и
прежде всего национально-культурной ментальности. Именно эти онтологические
свойства концепта впервые были отмечены в работе русского философа
С.А.Алексеева-Аскольдова “Концепт и слово” (Аскольдов-Алексеев 1928, статья
переиздана в “Антологии русской словесности” в 1995 г.). Уже из названия
статьи ясно, что концепт и слово, в понимании Аскольдова-Алексеева, -
категории отнюдь не тождественные. Концепт – это представление, “неуловимо
мелькающее в умственном кругозоре”, и оно (представление) первично по
отношению к понятию. Хотя Аскольдов-Алексеев называет концепт “общим
понятием”, но под ним имеет в виду именно представление, характеризуя это
“общее понятие” как явление психо-физиологическое, т.е. во многом
подсознательное, “неуловимое” (в отличие от собственно понятия, являющегося
категорией сознания). Положения Аскольдова-Алексеева развивает Д.С.Лихачев,
считающий, что концепты возникают и формируются в сознании как намек на
возможные значения, “подобно алгебраическим выражениям”, в них
концентрируется предшествующий языковой опыт слова, и в то же время они
открывают возможность для сотворчества, домысливания, “дофантазирования”,
для создания эмоциональной ауры слова (Лихачев 1993).
Глубокий, подлинно лингво-философский анализ концепта как категории
знания дает в своей монографии В.В.Колесов, который, рассматривая
соотношение между такими терминами, как “слово”, “образ”, “символ”,
“понятие”, “концепт”, отмечает: “Важно подчеркнуть неслучайность терминов,
выбранных для именования последовательных этапов в процессе приращения
смыслов слова. Они значимы уже по своему первосмыслу. Заметим и
грамматические признаки управления: о б р а з чего?, но п о н я т и е -
чего и о чем? К о н ц е п т вообще не расширяется каким-либо вопросом,
ибо именно он – и точка отсчета, и завершение процесса на новом уровне
семантического развития живого в языке; он есть источник всеобщего смысла,
который организуется в системе отношений множественных форм и значений.
Conceptum есть тот самый зародыш божественного логоса, архетип
мысли, который не задан, а дан, но постоянно изменяет свои грамматические и
содержательные формы, и прежде всего – образные формы” (Колесов 2002, 68).
Нахождение этого источника всеобщего смысла, архетипа, или прототипа мысли
– основная задача концептуального анализа. Он позволяет понять и
охарактеризовать многое из того, что лежит в основе сознания и подсознания
не только отдельного индивида, но и целого народа. Концепт, таким образом,
- это ключ к пониманию “божественного логоса”, а через него и с помощью его
– к пониманию “духа народа”, его национально-культурной ментальности.
В современной русистике в роли типичных, национально-специфичных
концептов, в которых проявляются стереотипы русского языкового культурного
сознания, обычно рассматриваются такие слова, как судьба, тоска, удаль,
воля (в паре со словом свобода), авось, истина (в паре с правда), душа,
поле (чистое), добро (в паре с благо), беда (в паре с несчастье) и
некоторые др. Для иллюстрации приведем два примера концептуального анализа
из работ А.Д.Шмелева (Шмелев 1997; Шмелев 1997а).
I. Свобода - Воля. Эти слова обычно рассматриваются как синонимы (см.
словари). На самом деле для концептуального анализа важно определить их
различие: “Если слово свобода, - пишет А.Д.Шмелев, - в общем соответствует
по смыслу своим западноевропейским аналогам, то в слове воля выражен
специфически русский концепт” (Шмелев 1997, 485). С исторической точки
зрения для концептуального анализа правомернее, как это показал В.Н.Топоров
(Топоров 1989, Топоров 1995, 531), рассматривать пару воля - мир. Мир во
всех своих значениях (в данном случае речь идет о всех значениях,
рассматриваемых в современных словарях как омонимичные) восходит к некогда
единому понятию, связанному о гармонией, порядком. Поэтому мир ‘вселенная’
(греч. kosmos ‘космос, противопоставленный хаосу’) связан с миропорядком,
гармонией; мир ‘отсутствие войны’ тоже связан с гармонией, но уже между
людьми, народами. Понятно, почему сельская община тоже называлась миром:
там устанавливается жесткий порядок в отношениях между членами общины.
Выйти из этого распорядка значило “выйти на волю”, т.е. не признавать
строго установленных норм общины. Воля издавна ассоциировалась с
бескрайними степными просторами: “Широкое пространство, - нишет
Д.С.Лихачев, - всегда владело русским сердцем. Оно выливалось в понятия и
представления, которых нет в других языках. Чем, например, отличается воля
от свободы? Тем, что воля вольная - это свобода, соединенная с простором,
ничем не огражденным пространством” (Д.С.Лихачев. Заметки о русском).
Свобода в отличие от воли предполагает порядок, регламентированность,
правопорядок, но не столь жесткие и категоричные , как это было в концепте
мир (сельская община). Свобода ассоциируется скорее с жизнью в городе, не
случайно, слобода 'городское поселение, поселок при городе’ этимологически
тождественно свободе. Кроме того, концепт свобода связан с законностью и с
правами, в том числе и юридическими, поэтому можно говорить о разных видах
этого понятия, что привело к появлению формы множественного числа у слова
свобода: свобода слова, свобода печати, свобода совести и другие свободы. О
человеке, отбывшем срок заключения и законно освобожденном, скажут “вышел
на свободу”, о том, кто совершил побег из мест заключения, скажут скорее
“сбежал на волю”. Ср. о птице, выпущенной из клетки, корректнее сказать
“выпустить на волю”, нежели “выпустить на свободу”.
Русская воля не желает знать границ, не признает никаких прав и
“свобод”, она, возможно, действительно “западному менталитету глубоко
чужда”. В слове воля, и особенно в его производных, смысловой компонент
‘отсутствие всяких преград, непризнание запретов’ выступает главным во
многих случаях словоупотребления: вольному воля, дать волю рукам, дать волю
языку, воспитываться на воле, вольнодумство (ср. свободомыслие)
вольнодумие, Запорожская вольница, вольничать, вольность, вольная жизнь и
многие др. примеры.
Концепт воля в русском языковом сознании ассоциируется также с такими
семантико-прагматическими смыслами, как ‘действие по своему усмотрению, по
своему желанию’ (Твоя воля: хочешь - иди, хочешь –оставайся), ‘стремление
достичь цели’, ‘намерение’ (железная воля, воспитание воли, действовать по
своей воле), ‘власть’ (твоя воля: действуй , как хочешь). Эти смысловые
компоненты воли, более типичные для современного русского
словоупотребления, отражают внутреннюю жизнь человека и были первоначальным
источником использования слова воля в качестве неточного синонима свободы
для выражения особенностей русского национального характера.
II. В ЯКМ находят отражение также различные жесты, позы, действия,
используемые человеком в семиотических целях, символических актах. Речь
идет о таких “вербализованных” действиях, как кивок головы, пожимание
плечами, подмигивание, взмах руки и т.п. К числу таких действий,
используемых в качестве символического акта во многих, а может быть, во
всех культурах, относится плевок, послуживший источником для формирования
сугубо русского концепта “наплевательство”. В работе А.Д.Шмелева (Шмелев
1997а, 515-522) приводятся интересные лингвистические наблюдения над этим
концептом, и на основе данных языка автор приходит к выводу о жизненной
позиции русских, проявляющейся в подлинно философском отношении к
действительности: “... сквозь руcское Плевать...!, наряду с безразличием,
просвечивает идея ничегонеделания, плевания в потолок. Да плюнь ты...! -
один из самых часто встречающихся советов, который дают человеку, если он
кажется чрезмерно озабоченным какими-то трудностями. Этот совет отчасти
близок английскому Take it easy!; однако наглядно видно и различие. Совет
Take it easy! означает пожелание избавиться от отрицательных эмоций, но не
предполагает совета предаваться бездействию. Да плюнь ты...! - это совет
избавиться от излишних и ни к чему не приводящих (или приводящих только к
расстройству) усилий. “Философское” отношение к жизни в “англосаксонской
картине мира может быть максимой: ‘Не стоит расстраиваться по поводу того,
что от тебя не зависит’; в “русской картине мира” оно могло бы быть
выражено максимой: ‘Не стоит тратить усилия: все равно от тебя ничего не
зависит’. И примечательно, что в русском языке такое философское отношение
к жизни концептуализуется как “плевание” (Шмелев 1997а, 521).
И далее: “В других языках тоже есть выражения, указывающие на
безразличие, там тоже даются советы не расстраиваться по пустякам или
отказаться от бесплодных усилий изменить ход дела. Но именно в русском
языке все эти идеи сконцентрированы в одном глаголе плевать. Мы используем
этот глагол и для выражения собственной установки, и описывая чье-либо
безразличное отношение, и давая совет.
И лишь на поверхностный взгляд, человек, после ряда тщетных попыток
решивший наконец плюнуть, потерпел фиаско. С точки зрения жизненной
позиции, выраженной в русском Плевать...!, он, наоборот, сумел, отринув
“житейскую суету”, подняться до подлинно философского отношения к
действительности” (там же). Однако в русском концепте “наплевательство”
проявляется не только “житейская мудрость”, но и наивная этика, которая,
скорее, осуждает философию наплевательства, нежели одобряет ее, поскольку
субъектом этого символического действия обычно не выступает говорящий, если
это не случаи самоиронии, бахвальства или раскаяния (см. об этом выше).
Ср., например, странность высказывания ?Я наплевательски отношусь к своей
работе.
Таким образом, сведения, полученные в результате концептуального
анализа ключевых слов культуры, делают более очевидным многие выводы
этнопсихологии о национальном характере и национальном менталитете того или
иного народа, и в то же время они помогают избавиться от некоторых
укоренившихся предрассудков, основанных не на научных, а на обывательских
представлениях одного народа о другом. Вместе с тем, совершенно ясно, что
ни в коем случае нельзя проводить прямую связь между данными языка и
духовной культуры, о чем предупреждал в свое время Э.Сепир: “Не могу я
признать и настоящей причинной зависимости между культурой и языком.
Культуру можно определить как то, что данное общество делает и думает. Язык
же есть то, как думают” (Сепир 1993, 193).
“Как думают” на том или ином языке, сказывается в общей и языковой
картине мира и в тех случаях, когда национально-культурные коннотации
связываются с определенными неспецифичными концептами. Так, многократно
исследовалась и описывалась символика цветообозначения в разных культурах и
языках. Приведем лишь один из вариантов “типологии” цветовосприятия в
разных культурах при эксплуатации компьютеров с цветным экраном: красный
цвет в США - опасность, во Франции - аристократия, в Египте – смерть. В
Индии - жизнь и творчество, в Японии - гнев и опасность, в Китае - счастье;
белый в СШA - чистота, во Франции - нейтральность, в Египте - радость, в
Индии - смерть и чистота, в Японии - смерть, в Китае - смерть и чистота и
т.д. (см. Апресян 1995, 350). Естественно, эти символические коннотации и
эмоциональные ассоциации основаны на национально-культурном опыте и
традициях, обусловленных типом цивилизации. Определяющую роль при этом
играют те образы, которые возникают или могут возникнуть при названии
определенного денотата, и в этой функции словесный знак - это не имя
денотата, а квазиденотата, поэтому язык здесь не отражает мир, а “рисует”
его национальными красками. В лингвистической литературе приводится немало
любопытных примеров идиоэтнических репрезентаций многих концептов,
связанных с эталонными представлениями. Так, например, образ тощего
человека в русском языковом сознании связывается с жердью или скелетом
(тощий как жердь (как скелет) (ср. в английском языковом восприятии –
тощий, как бенберийский сыр, в японском – тощий, как скелет комара, во
вьетнамском – тощий, как высохшая цикада, в туркменском – тощий, как
лестница и т.д.). Эталоном здоровья в русском языковом представлении
является обычно бык (здоров, как бык), работоспособности – лошадь
(работать, как лошадь); в английском языке эталон здоровья – лошадь (as
strong as a horse), неуклюжести – не медведь, как в русском, а щенок (as
clumsy as a puppy) и т.п. (Телия 1996, 194). Эти и подобные им случаи
“эталонной” национально-культурной концептуализации мира усваиваются
языковой системой в форме образно-символической коннотации слова, которая
зачастую обогащает его смысловое содержание и становится прагматической
доминантой, определяющей семантико-синтаксическое поведение слова в речи.
Интересно отметить, что словари непоследовательно и нерегулярно фиксируют
эти коннотации. Так, в “Словаре русского языка” (МАС) у слова “медведь”
отмечается “эталонная” коннотация в качестве самостоятельного значения:
“МЕДВЕДЬ ... 2. О крупном, , сильном, но грузном и неуклюжем, неловком
человеке”, в то время как у слова “лошадь” подобный смысл не
регистрируется. Видимо, это не случайно. Объясняется это не только
причинами собственно когнитивного характера, но и более важными,
лингвистическими процессами, связанными с языковой концептуализацией.
Концепт - это не просто “ключевое слово духовной культуры”, но то
“неуловимое”, что делает слово живым в языке, давая ему (слову) возможность
реализовать себя в речи, в дискурсе. И чтобы понять концепт, воссоздать
“архетип мысли”, который управляет поведением слова и задает его грамматику
(синтаксис), следует обратиться к анализу не только и не столько самого
слова, сколько его типовых реализаций.
Широко распространенное в современной лингвистике представление о
концепте как о ключевом слове духовной культуры предопредило во многом
выбор слова в качестве основного, а порой и единственного объекта
концептуального анализа языка. Действительно, при таком подходе наибольшей
релевантностью обладает именно лексическая семантика, позволяющая
эксплицировать устройство того или иного концепта с помощью
соответствующего ему так назваемого ключевого слова. Однако
нетождественность концепта как категории мировоззренческой и слова как
единицы языка и несводимость их друг к другу делают правомерным и
необходимым у читывать и грамматическую семантику, поскольку последняя
едина с семантикой лексической. Вместе с тем содержание грамматических
категорий и синтаксических конструкций носит более диффузный характер, и
установить его удается лишь с помощью научной рефлексии.
Интересные перспективы для исследования языковой концептуализации
мира открывает обращение и к этносинтаксису, материал которого еще мало
привлекается для концептуального анализа. О том, что синтаксическая
семантика коррелирует с соответствующими национально-культурными
концептами, можно судить, в частности, по содержательной стороне
предложений разных моделей. Так, активно разрабатываемый в современной
русистике концепт судьбы и связанные с ним семантико-смысловые
представления обусловливают выбор наиболее адекватной предложенческой
модели. Ср., к примеру, следующие высказывания, описывающие одну и ту же
ситуацию (событие):
(1) В саду ночью ветер сбил все яблоки
(2) В саду ночью ветром сбиты все яблоки
(3) В саду ночью ветром посбивало все яблоки (А.Чехов).
Если предложения (1) и (2) связаны между собой отношением
синтаксической выводимости (с помощью операции трансформации), то
предложение (3) (традиционно такие предложения именуются безличными
предложениями) в русском языковом сознании обычно идентифицируется с особым
типом представления описываемой ситуации. Ветром (N5) в нем репрезентирует
не агенс или инструмент, как в предложениях (1) и (2), а стихийную силу,
предопределяющую ход событий и не поддающейся контролю. Эта сила не может
быть персонифицирована, поскольку она исходит от стихии, не подвластной и
не контролируемой со стороны рацио. Поэтому в предложениях типа (3) позиция
N5 не может быть занята одушевленным существительным или существительным
с инструментальным значением, т.е. нельзя: *Яблоки посбивало мальчиком;
*Яблоки посбивало топором (молотком и т.п.). Точно так же нельзя: *Медведя
убило охотником, *Солдата ранило снайпером и т.п. (ср. Мальчик посбивал
все яблоки, Охотник убил медведя, Снайпер ранил солдата и т.п. Обычно
неодушевленное существительное в форме творительного падежа (N5) в
предложениях модели (3) трактуют как инструментальный актант. Однако в
этой семантической функции N5 выступает лишь в предложениях типа (1) и (2).
В предложениях модели (3) N5 передает значение активной стихийной силы, не
подвластной и не контролируемой никем. Подобный концепт с большей
очевидностью репрезентируется и в инфинивных предложениях типа Быть бычку
на веревочке, Не видать тебе больше своего приятеля и т.п.
Анализ грамматической семантики (в том числе и синтаксической),
представляющей собой, по выражению А.А.Потебни, формальное значение,
помогает с не меньшей очевидностью установить, “как думают” носители того
или иного языка. Но не более того. Выводить из этих данных языка тип
национальной культуры, тип национального характера и социального поведения,
а также этнопсихологические признаки определенного народа – все ... продолжение
Вы можете абсолютно на бесплатной основе полностью просмотреть эту работу через наше приложение.
Похожие работы
Дисциплины
- Информатика
- Банковское дело
- Оценка бизнеса
- Бухгалтерское дело
- Валеология
- География
- Геология, Геофизика, Геодезия
- Религия
- Общая история
- Журналистика
- Таможенное дело
- История Казахстана
- Финансы
- Законодательство и Право, Криминалистика
- Маркетинг
- Культурология
- Медицина
- Менеджмент
- Нефть, Газ
- Искуство, музыка
- Педагогика
- Психология
- Страхование
- Налоги
- Политология
- Сертификация, стандартизация
- Социология, Демография
- Статистика
- Туризм
- Физика
- Философия
- Химия
- Делопроизводсто
- Экология, Охрана природы, Природопользование
- Экономика
- Литература
- Биология
- Мясо, молочно, вино-водочные продукты
- Земельный кадастр, Недвижимость
- Математика, Геометрия
- Государственное управление
- Архивное дело
- Полиграфия
- Горное дело
- Языковедение, Филология
- Исторические личности
- Автоматизация, Техника
- Экономическая география
- Международные отношения
- ОБЖ (Основы безопасности жизнедеятельности), Защита труда
