Казахские вкрапления в русских художественных текстах

Тип работы: Дипломная работа
Бесплатно: Антиплагиат
Объем: 48 страниц
В избранное:

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

МЕЖДУНАРОДНЫЙ КАЗАХСКО-ТУРЕЦКИЙ УНИВЕРСИТЕТ им. А.ЯСАВИ

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА И МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Салимова Гульнур

Д И П Л О М Н А Я Р А Б О Т А

Казахские вкрапления в русских художественных текстах

050118 – русский язык и литература

Шымкент
2011
Содержание

Введение

... ... ..
3

1. Иноязычные компоненты в художественных текстах
5

1.1 Казахские слова-реалии в русском художественном тексте
... ... ..
11

1.2 Казахские слова-реалии, обозначающие лица
... ... ..
15

1.3 Казахские слова-реалии, обозначающие лица по родственным отношениям
... ... ..
19

1.4 Казахские слова-реалии, обозначающие лица по имущественным отношениям
... ... ..
22

1.5 Казахские слова-реалии, обозначающие лица по происхождению
... ... ..
23

1.6 Казахские слова-реалии, обозначающие административные установления
... ... ..
31

1.7 Казахские слова-реалии, обозначающие предметы быта
... ... ..
35
2. Казахские вкрапления, как особый элемент художественного перевода

43
Заключение

... ... ... .
63
Список использованной литературы

... ... ..
65
Приложение

... ... .
70

Введение

Осмысление особенностей языковой жизни Казахстана с обретением независимости и становлением как суверенного государства [1] стало одной из актуальнейших задач, стоящих перед лингвистами. В этом отношение попытка обратиться к употреблению казахских вкраплений в русских художественных текстах оказалась весьма своевременной.
Тесные экономические, политические и культурные связи между народами СНГ усилили взаимодействие их языков. Этот процесс особенно ощутим в огромном мире литературы, в котором он приобретает специфические черты. Исследования взаимодействия и взаимообогащения языков в художественных текстах выявляет познавательную и эстетическую роль компонентов русского языка в произведениях национальных литератур и компонентов национальных языков в произведениях русской литературы.
Настоящая работа посвящается актуальной проблеме, как вкрапления и их употребление в художественных произведениях, в работе полностью раскрываются обозначения отсутствующих у носителей русского (казахского) языков реалий и взаимодействующих с казахским (русским) языком в синхронии; также дается определение понятия перевод и рассматриваются казахские вкрапления, как особые элементы перевода художественных произведений.
Целью, работы является определение понятия вкрапления, а также выявление функциональных особенностей русских вкраплений в казахских художественных текстах и особенностей казахских вкраплений в художественных произведениях двуязычных писателей. В связи с этим предполагается решить следующие задачи:
- установить общие характеристики иноязычных компонентов в художественных текстах;
- исследовать казахские слова-реалии в русском художественном тексте;
- исследовать группы казахских слов-реалий в русских художественных текстах;
- установить общие характеристики казахских вкраплений, как особых элементов художественного перевода.
Научная новизна работы. В данной работе впервые проводится дифференциация слов-реалий и вкраплений, в соответствии с которой исследуются их лингвистическая природа и функции. Казахские слова-реалии, вслед за Копыленко М.М., Ахметжановой З.К., Жолтаевой Т.У. [2] и др. анализируются по тематическому признаку, вкрапления изучаются в зависимости от их функций.
Объектом исследования являются вкрапления и их употребление в художественных текстах.
Предметом исследования является изучение взаимодействия русского и казахского языков в текстах произведений русской и казахской литературы.
Методы исследования. Поставленные задачи обусловили необходимость использования таких методов как:
- сравнительно-сопоставительный;
- описательный (анализ на основе изучения литературы по теме исследования);
- контекстуально-ситуативный.
Материалом исследования послужили примеры из художественных произведений писателей, наряду с оригинальной русскоязычной литературой были привлечены переводы на русский язык произведений А.Алимжанова, Р.Сейсенбаева, Х.Адибаева, Бахытжана Момышулы и других.
Структура дипломной работы. Дипломное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной научной и художественной литературы.

1 Иноязычные компоненты в художественных текстах

М.М.Копыленко [2] выявляет функциональные особенности русских вкраплений в казахские художественные тексты: прямое отражение двуязычных ситуаций, средства интимизации, экспрессию иноязычности, средства создания колорита, отражение плохого знания казахского языка.
Иноязычные вкрапления затрагивают все сферы языка и подразделяются на:
1) Фонетические, В.П. Ковалев [3, 38] отмечает в числе выразительных средств художественной речи акцентное произношение людей, для которых русский язык не является родным. Например, у Горького речь перса: Здырясты, здырясты!, грузина Послушэты! Зачэм ходыш такым курицам? Хады вэрх! и др.
2) Морфологические, обнаруживаемые главным образом в отношениях между близкородственными языками, например, белорусское вкрапление в русском тексте: Ели что? – Ели тут. Картоплю (Быков. Знак беды).
Казахским морфологическим вкраплением является несвойственное русскому языку удвоение, окказиональное образование парного слово: Совсем пустой народ... Округ-мокруг, чего тут бояться (Симашко); Ай, кошму-мошму – все нужно. У нее... бедный род, ничего не имеет (Симашко).
3) Морфонологические – включение форм близкородственного языка, например белорусского, в русский текст: ...вслушивается, что деется в том конце (Кудравец. Посеять жито (в переводе И. Киреенко).
4) Словообразовательные: Я ныне... вескую и зимую по Эмбе, по Илеку и по Кобде рекам... (Прошение хана Нурали на имя Петра III, янв. 1762 г. (перевод с татарского). Форма көктеп (от глагола көкте-) возможна и по-казахски.
5) Синтаксические: Я вас спросит, зачом ви на мне так прилежно взирайт? – прокричал он с удвоенною яростию. – Я ко двору известен, а ви неизвестен ко двору (Достоевский. Униженные и оскорбленные).
6) Лексические: Ты мне и всегда cherc, но тут ты еще шерее мне сделалась (Л. Толстой. Письмо к Т. А. Берс, 1–31 1864 г.); Самым любимым его словом было кабаре: – Это же кабаре! – говорил он, если видел что-нибудь нелепое или непонятное. – Чистое кабаре, накажи меня бог! (Паустовский. Северная повесть); Как раз бiзre кунарлы жер керек (Жулдыз. 1979. № 4. 92-6.); Кiм талып калды дейсің? – Писатiл дей ме, жорналыс дей ме? – Кайсысы? – Е-е, мен қайдан білейін. Омар аға Изотовты түтiп жей жаздады әйтeyip (Тарази Ә. Бұлтқа салған ұясын. 31-б.).
7) Лексико-семантические: ...все ханы наши, князья и батыры просим вас, генерала и мурзы, послать тяжелого посла со оными посланниками (каз. ауыр адам – уравновешенный, выдержанный человек) (Письмо Кушук-хаиа и Барак-султана М. Тевкелеву о посылке русского посольства в Средний жуз, 1735 г.); Бредет себе потихоньку по пыльной тропинке буден и запивает черным чаем свой честно заработанный хлеб (каз. қара – без примеси чего-либо, здесь – пустым чаем) (Досжанов. Ветер Львиная Грива, 385).
8) Фразеологические: ...взрослый широкоплечий человек... кричал в гневе: Я тебе покажу, гром и молния, как заниматься воровством! (образование, индуцированное [2, 26]; Теперь мы должны двигаться бесшумно, как лисы (тулкщей) (Алимжанов. Гонец, 207); Эй, сказано ведь, ударившего камнем побей угощением (таспен атқанды аспен ат) (Бокесв. Ардак, 285); Узун кулак доносит, что гонцы мчатся из Талкына маленькой крепости, стоящей где-то на крутом перевале Джунгарских гор (Алимжанов. Гонец, 184); Да ну тебя! Саған айттың не, айтпадың не. Айда кеттік (Жулдыз. 1979. № 4. 22-б.). Как видно из примеров, фразеологическое вкрапление может проявляться как в плане содержания (кальки и индуцированные образования), так и в плане выражения (заимствованные сочетания лексем).
Наличествуют также вкрапления-предложения: Вел ту су саво квайлом пасаком, – сказала Гута Бурбулене, строгая жена, и Алеша, хотя и не знал по-литовски ни слова, догадался, что это примерно значило: ври, да знай меру (Рекемчук. Тридцать шесть и шесть) и сверхфазовые единства (преимущественно цитаты из литературных произведений, фрагменты песен).
Как уже отмечалось, каждое иноязычное вкрапление оказывает определенное микроэмоциональное воздействие на читателя. Авторы используют, для этого следующие приемы:
- Реалистическое воспроизведение идиолекта персонажа, насыщенного двуязычием.
Например, речь немецкого генерала фон Шратта в пьесе М.Булгакова Дни Турбиных звучит таким образом: Ваша светлость, я попросил бы ответа мгновенно. В моем распоряжении десять маленьких минут, после этого я раздеваю с себя ответственность за жизнь вашей светлости.
- Вкрапления могут служить прямым отражением двуязычных ситуаций.
Например, один из собеседников – русский, другой – казах, и каждый говорит на своем языке: Ну и циркач! – Оның нeci кулкi? – Сондай да ат бола ма екен! (Тарази. Бұлтқа салған ұясын, 49-б.); Кұрылысшысың ба? – Жоқ қиратушы... – Взрывник, что ли? (Там же, 48-б.); Tepic қарап жатыр, бармаймын дейді – Как это так! Мұндайды күтпеген Мамыржан қып-қызыл болып не істерін білмей отырып қалды (Там же, 61-б.).
Двуязычие обычно не проводится последовательно, на протяжении всего литературного произведения; обозначив его двумя-тремя примерами, автор переходит на один язык. Такая практика отражает реальную языковую обстановку. Тот факт, что двуязычный диалог прерывается и автор обращается к одному языку, означает, что коммуниканты в литературном произведении либо также перешли на один язык, либо общаются па двух посредством переводчика. Таким образом, автор лишь подчеркивает принадлежность коммуникантов к двум языковым средам [4].
Формирование речи персонажа таким образом, чтобы она включала не присущие ей спонтанно вкрапления; персонаж (осуществляя замысел автора) намеренно вводит их в свою речь с какой-либо целью, например: Пане доктоже... – говорит Юзефа нерешительно. – Я им скажу, чтобы к другому доктору пошли, а? (Бурштейн. Дорога уходит вдаль). Юзефа – белоруска, но обращение к доктору произносит из почтения к адресату по-польски, на ученом языке (гонорифическая функция).
Рассмотрим также шутливый разговор между медицинской сестрой Ниной (переименованной на казахский лад в Нуржан) и раненым солдатом Кантарбаевым в госпитале. Русская речь, насыщенная казахскими вкраплениями (лексическими и фонетическими), служит в устах Кантарбаева средством интимизации – стремлением сблизиться со слушателями-русскими : Жок, некакой соғыс... непочем, бздраблэт будем Нуржан и псе, прямо женить будем, я согласын (Жулдыз. 1979. № 2. 73-б.).
Воздействие на читателя при помощи вкраплений непосредственно. Здесь можно выделить две основные функции.
Функция, которую мы называем обобщенно колористической, имея при этом в виду, что создаваемый вкраплениями колорит в полном соответствии с определением этого термина (Своеобразие, характерная особенность чего-либо) [5] может оттенять сообщаемое весьма различно.
В следующих примерах казахская речь русских персонажей является эквивалентом русской, а для того, чтобы показать и оттенить этот факт, авторы вставляют русские слова и выражения.
Героиня рассказа Дарья Михайловна уезжает и просит друга Мишу на прощанье пожелать ей чего-нибудь: Ни пуха, ни пера! – деп қолын жайды, – рахмет, жаным, Мишам, менiң досым (Жулдыз. 1979. № 2. 10-б.).
Возмущенный возглас русскоязычной персонажа передается по-русски: Омар отыра кеттi. Kiнәciн мойындады! деп қорытқан Аблез Кенжеевич, кіналы баланы біржолы тұқыртпақ еді, Альберт Исаевич столды жұдырықпеп койып карғып тұрды. – Перестаньте! Как вы смеете! – Аблез Кенжеевич, ойлана алатын адам болса өзіне өзі таң қалар еді... (Тарази. Бұлтқа..., 166-б.).
Русское приветствие вводит появление русскоязычного персонажа, который далее продолжает говорить на казахском языке, выступающем в роли эквивалента русской речи: Здравствуйте! – Өзі қылақты бала, үні үзіліп кетейің кетейін деп тұрады. – А-а-а, Марина, кел, кел! – Зэ-эуэра, бip минутқа шығып кетсінші... [5, 15].
Сатирически высмеивается молитвенное причитание неверующей комсомолки: Эшейінде құдайға сенбейтін комсомол қыз Құлама суға жеткенше: более, помоги! боже помоги! – деп жалбарынумен болды (Там же, 68-6.); а также колористические вкрапления в речи автора, используемые для иронической характеристики персонажей: Немцы ...изредка сообщали друг другу... какой-нибудь виц (шутку) или шарфзин (остроту) знаменитого немецкого остроумца (Достоевский. Униженные и оскорбленные). Отметим и вкрапления в несобственно прямой речи, способствующие созданию образа любознательной, внутренне интеллигентной владычицы степи: Улпан за это время узнала немало русских слов. Кумыс русские мастера называли шампан, мясо – махан, казахов – киргизами. Улпан у них – кожайка, кыз – депка, қатын – баба, пышак – нож. Поначалу она думала, что сеники – значит моя, а меники – туая. Но оказалось наоборот, меники – моя, а сеники – туая (Мусрепов. Улпан – ее имя. 171-б.).
Казахстанские писатели в художественных произведениях используют вкрапления, отражающие экспрессию иноязычности. Казахская лексика в русских текстах и русская лексика в казахских часто используется в авторской речи и диалогах как экспрессивное средство, вносящее оживление и способствующее привлечению внимания к сообщаемому.
Например, риторический вопрос в речи автора: Чем украсить дастархан, если дома ни арака-шарапа, ни сладостей-пряностей пет (Досжанов. Ветер Львиная Грива, 385) (здесь вкраплениями являются не только казахские слова, но и сочетание русских лексем сладостей-пряностей по типу парных слов казахского языка).
Обратимся еще к примерам. Возглас председателя сельсовета (казаха) на совещании актива: Как раз бізге құнарлы жер керек (Жулдыз. 1979. № 3. 92-б.); Алмас! – Да. – Привет! – Meнi шақырмайсыз ба? – Конечно, шақырамын! (Жалын. 1979. № 3. 25-б.).
В дипломной работе мы не исчерпали всех функций русских (казахских) вкраплений. Многие из них будут выявлены дополнительно в процессе анализа эксцерпций из художественных и публицистических текстов.
Разновидности иноязычных вкраплений присущи как оригинальным текстам (в которые они вводятся авторами), так и переводам, (в которых сохраняются переводчиками при передаче содержания и экспрессивных особенностей оригинальных текстов). Различия между числом и функционированием вкраплений в этих двух типах художественных текстов не слишком велики, но все же имеются [6, 5].
К числу слов-реалий и вкраплений в русских текстах относятся не только собственно казахизмы [2] типа тос-таган (деревянная чаша для кумыса), опырмай! (междометие удивления), но и тюркизмы, известные русскому языку до его контактов с казахским языком и или независимо от таких контактов, например: батыр, джигит, камча, аллах, мазар, казан (сюда относятся также арабизмы и иранизмы, проникшие в русский язык через тюркские языки).
Такое различие не принимается во внимание [7, 288], потому что те и другие имеются в современном казахском языке, используются русскоязычными писателями Казахстана, а также переводчиками, сохраняющими их в русских текстах, адекватных по содержанию казахским.
Это касается и различий между собственно русизмами (көпене (копна), Слау бога!) и заимствованиями из западноевропейских языков, а также интернациональными словами, проникшими в казахский язык через русский (банкурт (банкрот), жандарал (генерал), жарменке (ярмарка)). Они одинаково используются в оригинальных и переводных текстах в качестве слов-реалий и вкраплений.
1.1 Казахские слова-реалии в русских художественных текстах

Текст художественного произведения – это конкретно-исторический факт, закономерное звено в общем развитии словесно-художественного искусства народа. Присущий менталитет, культурные традиции, формы общения, бытовой уклад с его обычаями неизменно отзываются в плодах художественной деятельности писателя.
С одной стороны, в художественном тексте отражается личность его создателя, с другой – это явление, объективно представляющее систему языка, на котором она создается. Язык художественного текста в своей сущности является определённой художественной моделью мира и в этом смысле всей своей структурой принадлежит содержанию – несёт информацию. Слово в тексте, благодаря особым условиям функционирования, семантически преобразуется, включает в себя дополнительный смысл, то есть текст даёт большие возможности для выявления скрытых смыслов, заложенных в произведении, создающих его идейно-эстетическую основу. Выбор писателем определённого жанра, стиля или художественного направления – тоже есть выбор языка, на котором он собирается говорить с читателем.
В художественных текстах преломляются национально-специфическая сторона жизни, её этикетность, бытовые и социальные реалии. По мнению Л.П.Крысина [8, 83], культурная специфика, передаваемая в значении слова, может характеризовать разные стороны жизни того или иного этнического сообщества: быт, традиции, обычаи и обряды, социальное и политическое устройство общества, сферы религии и церкви, виды и жанры национального искусства. Во всех этих случаях соответствующие слова помимо номинативной функции имеют и функцию культурную: они сигнализируют об определённой специфической черте понятия, связанного именно с данной национальной культурой [8, 87].
В произведениях русскоязычных писателей Казахстана (Вс. Иванова, П.Васильева, А. Сорокина, Н. Анова, С. Маркова, С. Санбаева, И. Шухова, М.Зверева, Д. Снегина, А, Алимжанова, О, Сулейменова) находят отражение этническое многообразие, быт, обычаи, культура народов, населяющих территорию страны. С этой точки зрения представляют интерес произведения Всеволода Иванова [2].
В романах, невестах и рассказах Всеволода Иванова (Голубые пески, Цветные ветра, По Иртышу, Киргиз Темербей, Лога, Бык времён, Лощина Кара-Сор, Дитё, Похождения факира и др.) присутствует много слов реалий, отражающих природу, культуру, быт и традиции казахского народа. Г.Д. Томахин [9, 13] считает, что отличительной чертой реалий от других слов языка является характер предметного содержания, то есть тесная связь реалий предмета, явления с национальным, с одной стороны, и историческим отрезком времени – с другой. И как языковое явление они тесно связаны с культурой страны [9, 18].
Слова-реалии издавна систематизировались по тематическим признакам (А.А. Реформатский, Н.Г. Михайловская, А.В. Калинина и др.). Мы опираемся на классификацию казахских слов-реалий, встречающихся в русском художественном тексте, составленную М.М. Копыленко, З.К. Ахметжановой, Т.У. Жолтаевой [2, 31-36]: а) обозначение лиц по какому-либо признаку – по возрасту, родственным связям, имущественным отношениям, происхождению, по занимаемой должности, роду занятий, основному ремеслу, по отношению к воинской обязанности (джигит, келин, бай, кедей, ак-суйек, бий, нукер, акын); б) обозначение административных установлений – единиц управления, населённых пунктов, административных сооружений, распоряжений и др. (аймак, аул, зиндан, инаят, наме); в) обозначение предметов быта – наименования, связанные с жильём, предметом утвари и посуды, одежды и украшений, орудий труда и оружия, музыкальных инструментов, продуктов питания и блюд (шанырак, дастархан, кесе, кумган, чапан, кимешек, аркан, курук, кобыз, айран, куырдак); г) обозначение обычаев, шр и других этнирафических понятий (суюнши, айтыс, жоктау, аламан-байга тамга); д)обозначение культовых понятий (албасты, ас, тана, балбал, медресе); с)названия животных (домашних и диких) и растений (арлан, аруана, тай, тугай, кизилча, балгын, кокпек); ж) обозначение явлений природы и организации животноводства (такыр, сарыкар, тамыз, кунгей, коген, кыстау, джут).
Как уроженец Казахстана Вс. Иванов использует лексику, отражающую реалии жизни, быта, традиций казахского народа, например: увидели горы, похожие на киргизские малахаи из зеленого бархата; поток Кара-Су со стыда закрылся белым чувлуком, как киргизка; приближались к роду султана Рахман Аяза, к его кочевьям; у подножья красновато-розовых скал увидали белую юрту; в юрте жиром пахнет, курдючным хорошим жиром; на кошмах, поджав ноги, сидели толстые, низкие, как юрты, баи; человек на домбре играет – не струна – кобылы ржут; джатачники (люди бедные), коров не имеют, поэтому, кумыс не пьют, только айран; призвал шаман Апо джатачников всех, аксакалов всех; киргизы не потребляли хлеба, питаясь сыром ирюмчук и мясом каурдак; мальчишки в зелёных ичигах-сапогах разносили баранину на деревянных подносах; работники внесли громадные корыта варёной козы; джигиты в праздничных халатах, на голове – малахаи из красного бархата опушены лисицами; Ибрагим-бей из рода Дженгеня, потомка Тимура в бухарском фаевом бешмете с золотыми медалями, в бархатном жёлтом аракчине; дочь хана Нюр-Таш в круглой бобровой шапке с павлиньими перьями.
Казахские слова-реалии в текстах писателя используются для воссоздания этнографических особенностей повествования и временного колорита, отражают двуязычные ситуации, особенности национального менталитета и национального поведения, передают интересную информацию о речевом этикете. В художественном тексте национальное слово обогащается новым смыслом, реальное содержание его значения становится намного глубже, объёмнее его лексикографического описания.
Особенностью идиостиля писателя можно считать высокую степень неожиданности, исключительное многообразие метафор при описании казахстанского пейзажа (млела в жару земля; ползли запахи; тьма щурилась; бежал снег; поползло кружево тумана; клочья облаков мечутся; жаркая дымка радовалась; жмут дорогу лога; ветер мечется, лает), которые имеют индивидуально-авторский характер. Эпитеты в текстах произведений – неотъемлемая составляющая идиостиля Вс. Иванова.
У писателя часто одно слово определяется не одним эпитетом, а несколькими: робкий и тихий, седой и лукавый свет; безлюдный, угрюмый остров; пухлые и шумные снега; широкий и упрямый камень; жёлтые, синие, осенние голос; ветер рыжебородый, русский злой. Эпитет в текстах Вс. Иванова метафоричен: сытый стук в дверь; сердитое небо; конопатая бледность; поющая сталь; ныряющие руки; порхающее чувство; заплаканные осины.
Основным источником сравнений в текстах писателя является природа, условия жизни, быт и труд народа: ...на горе, как лицо девицы в шубном воротнике, тонул монастырь в лесу; и как огромная, недубленая овчина растянулось над горами небо, прорывают его белые клыки Тарбагатайских гор; звенели дрожью..., похожие на играющих рыб, топоры; смолисто пахнущие щепы летели в воздухе, как птицы; сосны были тревожные, а берёзы стояли все словно в коленкоре; сладко резали грузные телеги жирную и мягкую, как кулич, землю.
Будучи знакомым с природой и бытом казахского народа, писатель использовал слова, с которыми могли быть знакомы только его односельчане. В тексте рассказа Синий зверюшка встречается слово согра: А кругом кочка, согра с березняком. Смородиной да осокой пахнет, и смородина огромная, с воробьиные яйца и рясная, как во сне, Кочка же в человеческий рост, в осоке, как мужик в волосах. Вода промеж; кочек зелёная, от травы не отличишь, просто текучая вода и сытная вода, никак нельзя больше глотка выпить [8, 87].
В Истории моих книг Вс Иванов писал: Согреши называется в Западной Сибири поросль, вырастающая на болоте [10, 642]. Обращаясь к этимологии этого слова, можно предположить, что оно связано и с казахским словом шұғыр, что означает собери в кучу, так как растения в согре росли близко друг к другу
Вс. Иванов в своих произведениях показывал определённый, не похожий ни на какой другой, свой собственный мир, используя метафоричность, яркую образность и выразительность. Неслучайно исследователи творчества писателя назвали его стиль орнаментальным.

1.2 Казахские слова-реалии, обозначающие лица

Обозначения лиц составляют значительную часть казахских слов, выявленных в русском художественном тексте. Это объясняется тем, что персонные понятия аккумулируют характерные для любого этноса особенности развития ремесел, профессий, имущественных и родственных отношений, военно-административных установлений и т. д.
Казахские персонные существительные в русских художественных текстах подразделяются на следующие группы:
– обозначения лиц по возрастному признаку,
– по родственным отношениям,
– по имущественным отношениям,
– по происхождению,
– по занимаемой должности,
– по отношению к выполняемым воинским обязанностям,
– по роду занятий и ремеслу.
Обозначения лиц по возрастному признаку. Наибольшее число употреблений приходится на слово джигит обладающее и самым широким семантическим объемом. В словарной дефиниции лексемы жігіт отмечены следующие узуальные семы: достигший зрелости, молодой, мужского пола [11, 335]. Каждая из этих узуальных сем может актуализироваться.
Так, в большом количестве употреблений слова джигит сема молодость как бы уходит на периферию семантической структуры, ядерной остается лишь узуальная сема мужчина и актуализируются различные диспозициональные семы.
Во фразе из романа Г. Мусрепова Улпан – ее имя актуализируется сема мужчина: Улпан переоделась и постаралась вести себя так, чтобы никто... не догадался, что не с молодым джигитом они ведут переговоры (С. 12). Актуализируются семы мужчина, взрослый: Умойся, сынок, – сказала женщина. – Поешь. Работа торопит. Ты теперь не мальчишка, а джигит (Алимжанов. Синие горы. С. 101).
С узуальными семами тесно связана окказиональная сема холостой; на близость их указывает как значительное количество примеров в нашей работе, так и выделение семы холостой в качестве узуальной в дефинициях слова джигит, встречающихся в отдельных двуязычных словарях. Так, в Киргизско-русском словаре К. К. Юдахина [12, 253] вторым значением слова джигит указано жених, естественно связанное со значением холостой.
В следующих примерах мы обнаруживаем актуализацию семы холостой: Бай не терял надежды выдать замуж опозорившуюся дочь, да еще за такого джигита, который был бы во сто крат лучше прежнего жениха (Сейдимбеков. Проводы невесты. 96 б.).
Актуализация семы холостой может сопровождаться актуализацией окказиональной семы завлекающий, соблазняющий девушек: Рябой Сламбек искренне считал себя неотразимым джигитом. Он попытался ущипнуть Шарбан за смуглый локоток (Анов. Крылья песни. 28 б.). Здесь помимо упомянутых двух сем возникает коннотативная сема отрицательной оценки. Ее создаст контрастность лексемы рябой и семы соблазняющий девушек в лексеме джигит. Такая же сема присутствует и в следующем употреблении: То ли слишком азартно гонялся он за длинным рублем, то ли что-то другое, но хоть джигиту перевалило за тридцать, настоящей жены он до сих нор не имел (Досжанов. Лодочник. 158 б.). Коннотативная сема неодобрения создается здесь также за счет контраста между узуальной семой молодой в слове джигит и дальнейшим текстом уже перевалило за тридцать.
С окказиональной семой холостой связана окказиональная сема жених, актуализацию которой иллюстрирует такой пример: В ауле у меня есть джигит! – сказала она вдруг ясным голосом (Досжанов. Лодочник. 173 б.).
Однако сема холостой может совсем исчезать или же тускнеть, отодвигаться на второй план; при этом на первый план выдвигаются узуальные семы мужчина, молодой и актуализируется диспозициональная сема сильный: Вот, помнится, в мои годы забросишь сюда петлю на шею коня, да не такую, сплетенную в четыре слоя, и держат другой конец шесть сильнейших джигитов (Муратбеков. Дикая яблоня. 208).
Лексема богата различными диспозициональными семами. В идеализированном представлении с этим понятием неразрывно связаны понятия о храбрости, силе, удали, смекалистости, независимости, самостоятельности. Иногда все эти диспозициональные семы, подкрепленные коннотативной семой положительной оценки, выступают в нерасчлененном виде, слитно: Я стоял перед Ырысбеком, он оглядывал меня с ног до головы, будто впервые по-настоящему прикидывал, какая мне цена... – По-моему, из тебя выйдет неплохой джигит, – сказал Ырысбек, довольный своим осмотром (Муратбеков. Дикая яблоня. 290); Молодец, парень, – сказал старик Байдалы. – И нам помогаешь, дай тебе бог долгой жизни, и сам, что называется стал джигитом. Эй, Назира, передай матери: пусть устроит той! Ее сын стал настоящим джигитом! (Там же. 295). В последнем примере джигит выступает, скорее всего, как эмоционально-оценочное слово, речевая прагмема [13, 47], имеющая своей целью вызвать у персонажа повести желание и в дальнейшем поступать аналогичным образом. Следовательно, в данном употреблении коннотативная сема становится актуальной, а семы мужчина, взрослый, положительные качества, оставаясь ядерными, не актуализируются. Такое прагматическое употребление слова джигит встречается нередко (ср.: Жігіт екенсің!, Молодец!, Молодчина!).
В иных речевых ситуациях диспозициональные семы выступают расчлененно, актуализируются отдельные семы или соединения двух-трех сем. Таковы диспозициональные семы: смелый: Я смотрел тебе в лицо, радуясь своей смелости, достойной джигита. (Бокеев.) Чтобы сохранить скот, джигитам требовались мужество, выносливость и выдержка (Сейдимбеков. Проводы невесты, 94). Данное значение лексемы джигит, как и предыдущее, прослеживается в основном в исторических повестях и романах, имеет узкую сферу употребления.
Анализ семантической структуры лексемы джигит подтверждает, что любое толкование значения – лишь один из возможных вариантов его описания, далеко не единственный и не исчерпывающий всего содержания значения [14, 13], что реальное содержание значения слова намного глубже, объемнее, богаче его лексикографического описания.
Лексема аксакал в 10-томном словаре [11] определена как имеющая два значения: а) глава рода, старейшина аула (до революции); б) старый, уважаемый человек. Эти семемы нашли отражение в русских художественных текстах.
Так, узуальные семы старейшина аула, уважаемый, старый выступают спаянно, как одно целое в следующих употреблениях: Коли родился человек, так умрет, а случись что с Асаном, остался бы в то время аул Аршалы без аксакала (Бокеев. Человек-олень, 137); ...сам он, сопровождаемый вождями сорока родов – аксакалами... остановился в Баянауле (Мусрепов. Улпан – ее имя, 177). Узуальные семы старый, уважаемый, составляющие вторую семему слова аксакал, прослеживаются в примере: Вообще все кочевые народы уважают старость, и аксакалы (белобородые) пользуются у них большим почетом (Валиханов. Т. 1, 327).
Актуализацию диспозициональной семы второй семемы мудрый, подкрепленную коннотативной семой одобрения, мы обнаружили лишь в одном случае: Да и сам Куанышев не раз подшучивал: Не нужно напрасно дымить, ребята. Надо идти ходом, который тебе задан. Вот за это Куанышева за глаза и называли аксакалом (Габбасов. Засуха, 61).
Использованная в качестве обращения, лексема аксакал почти всегда приобретает добавочную гонорифическую сему [14]: Аксакал, благодарю вас за оказанную честь, но, когда сидят старшие, мне не пристало нарушать обычай (Алимжанов. Гонец. 262). Нами зафиксированы всего лишь два употребления лексемы аксакал без гонорифического компонента, в которых она семантически адекватна лексеме старик: Вы, аксакал, наверное, самя спекулянт, потому и расстраиваетесь, – грубо оборвал его Жанадил (Досжанов. Лодочник, 152); Говорите, аксакал, да не заговаривайтесь. – Бас-буху было досадно, не могли уж приберечь бутылочку из уважения к нему, да еще и старик осадил его непочтительно, (Досжанов. Серебряный караван. 85).

1.3 Казахские слова-реалии, обозначающие лица по родственным отношениям

Обозначение родственных отношений в казахском языке отличается большей детализованностью, чем в русском. В частности, отдельные наименования имеют родственники по мужской и женской линии. Внесение казахских обозначений лиц по родственным связям в русский текст вызывается отсутствием универсальных соответствий в русском языке: ...все они были его сородичи: прямые или нагаши – родственники по матери (Симашко. Колокол, 36).
В ряде случаев термины родства использованы в силу наличия особых коннотативных сем, которые утрачиваются при переводе. Так, словом келин обозначается, во-первых, жена сына по отношению к его родителям, жена младшего родственника, во-вторых, любая женщина, недавно вышедшая замуж. В русском языке имеются два слова: сноха и невестка, однако объем понятий, выражаемых ими, не совпадает с объемом понятия келин. И в некоторых ситуациях, когда можно было бы вместо келин употребить лексему сноха, переводчик все-таки оставляет келин, так как оно позволяет актуализировать ту или иную диспозициональную сему, например, выполняющая домашние хозяйственные работы: ...в мыслях у Торсана одно, только об Улпан он тревожится. Если апа разрешит, он приведет ей келин, чтобы было кому постелить ей постель, чай готовить, мясо сварить (Мусрепов. Улпан – ее имя. 266).
В следующем примере актуализируется диспозициональная сема скромная, тихая, не показывающаяся на людях. Такие качества по традиции должны быть присущи келин: Твоя мать – не Сабира. Надо понимать разницу. Мне стыдно, что моя келин выступает на ярмарке (Анов. Крылья песни. 199).
Может актуализироваться и окказиональная сема, принадлежащая тому, кто уплатил калым: Кто же больного женит? – спросил Есеней. – Мы надеялись, что он воспрянет духом с молодой женой. А калым был уплачен, мы считали, келин принадлежит нам (Мусрепов. Улпан – ее имя. 56).
Среди терминов родства особый интерес представляют слова, отражающие явления, специфичные для дореволюционного быта, например обозначения первой и последующих жен. Первая жена обозначается лексемой байбише, кроме этого, в семантический объем этой лексемы входят еще семы пожилая женщина, хозяйка дома. Таким образом, узуальные семы, образующие семему байбише – женщина, жена мужа, первая жена. В разных коммуникативных ситуациях актуализируется одна из этих сем: Байбише внесла на подносе дымящуюся груду свежего бараньего мяса (Санбаев. Времена года нашей жизни. 84) – сема жена хозяина, хозяйка; Сам Сарыбай на летовке появлялся редко. Жил в своем Большом ауле. Иной раз приезжала его старшая жена – байбише (Сергеев. Сыновья возвращаются. 8) – сема первая жена.
Но чаще актуализируются окказиональные семы, такие, как влиятельная, старая, руководящая всем домашним хозяйством, требующая почитания, уважения и др.: Ты будешь байбише... – Но ведь байбише у Есенея есть. – Байбише? ...Нет. Я живу в Ореле, а она в Сореле (Мусрепов. Улпан – ее имя. 84). В данном примере актуализируются окказиональные семы руководящая всем домашним хозяйством, уважаемая, почтенная и гаснет сема первая жена: Улпан, по существу, является второй женой, но Есеней отдает ей бразды правления и требует от всех родственников беспрекословного подчинения Улпан; также: Свет мой, если нет датки, есть ведь его байбиче, – осторожно нащупывал ход Абунасир (Досжанов. Фараби. 300).
Окказиональная сема старая актуализируется в примере: Эй, старая! –крикнул Баго и, не слезая с лошади, нагнулся, толкнул камчой дверь. – Спасибо тебе, байбише, не надо. На двор еле можешь выйти, а туда же в горы захотела (Бокеев. Когда уходят плеяды. 219); окказиональная сема ворчливая, злая: Снаружи в юрту долетел визгливый голос байбише, старшей жены Айдайбека (Санбаев. Времена года нашей жизни. 74).
Лексема токал имеет более простую семантическую структуру, чем байбише: вторая, младшая жена. Данная узуальная сема может стать актуализированной: Беременность токал снимала с него черное пятно позора бездетности (Сергеев. Сыновья возращаются. 9).
Актуализируются и такие окказиональные семы, как намного моложе мужа: И постарше меня старики берут себе в токал молодых девушек. А я, как и ты, старый холостяк (Мусрепов. Улпан – ее имя. 66); сема любимая жена: ...сам сейчас раздумывал, как обратиться к этой токал, избалованной, кажется, вниманием старого мужа (Там же, 92); сема бесправная: Улпан никогда не сможет стать обычной токал, не захочет смириться с положением рабыни (Там же. 83).

1.4 Казахские слова-реалии, обозначающие лица по имущественным отношениям

В текстах художественных произведений встречаются казахизмы, обозначающие лица по имущественным отношениям [15]: бай, кедей, жатак, байгуш, бишара и др. – Значения слов богач и бай совпадают не полностью, они соотносятся как общее и частное. Богатство само по себе может проявиться как владение большим количеством недвижимого имущества, золота, земли, крепостных, заводов и т. д. Богатство же бая выражается в основном в обладании большим количеством скота. В связи с этим в тексте перевода или оригинального произведения слово бай не заменяется, не переводится: А отец моего деда тоже пас овец? – неожиданно для чабана задал вопрос мальчик – Отец деда? Твой прадед, значит... Да, тоже пас овец. Только байских (Бокеев. Олиара. 216). Проследим актуализацию следующих окказиональных сем: 1)властный, не считающийся ни с чем: Люди кричали на старика Байдалы, говорили, что он ни с кем не считается в бригаде, вершит дела один, точно бай (Муратбеков. Дикая яблоня. 305); 2) знатный: ...она же не простая аульная баба, она – из семьи видного бая (Мусрепов. Улпан – ее имя. 43); 3)имеющий слуг: Ему нужен слуга! Посмотрите, какой бай нашелся! Иди, скажи Ажибеку, хочет получить лошадь, пусть придет сам! (Муратбеков. Дикая яблоня. 230).
Антонимом к слову бай является кедей. Но между кедей и бедняк иное соотношение, – чем между бай и богач, здесь особого различия нет. Поэтому слово кедей в художественных текстах встречается крайне редко и представляется нам не реалией, а вкраплением, использование которого обусловлено не предметно-логической спецификой, а иными мотивами.
Так, в рассказе Б. Майлина употребление слова кедей необходимо для того, чтобы воспроизвести двуязычную ситуацию: Да здравствует равенство кедея! – крикнул кто-то. – Да здравствует равенство бедняков! – перевел другой сейчас же (Майлин. Повести и рассказы. 63).

1.5 Казахские слова-реалии, обозначающие лица по происхождению

Среди казахизмов этой группы наиболее популярна лексема торе, обозначающая представителей знатных казахских родов, ведущих свое начало от сына Чингисхана Джучи и обычно занимающих высокие должности: Как ни странно, лишь Жандос Байтурин, потомственный торе, не пожелал иметь дел с алашордынцами, удалился в свой родовой аул и учит там детей в школе... (Симашко. Комиссар Джаигильдин. 355). К ... продолжение

Вы можете абсолютно на бесплатной основе полностью просмотреть эту работу через наше приложение.